Он встал, подошел к окну. В нем забродила старая, застоявшаяся злоба. «Не, — Лука прихлопнул на стекле раннюю муху, — жизня кисленьких не любит. Вылез из беды, это понять требуется. Надо стоять за себя, а то пропадешь. Не углядишь, промахнешься, — большевики на твоих косточках как раз свое хваленое счастье построят. Не, паря, нечего слюни распускать...»
В селе Воскресенском, в деревнях Красноярово, Емелины Ключи, в улусе Ногон Майла и во многих других шла тайная напряженная подготовка к кулацкому восстанию. Мятежники готовились к захвату власти. Шеборшились, как крысы в амбаре. Среди богатых бурят все острее разжигалась вражда к русским, но бурятские богатеи охотно снюхались с русскими белогвардейцами и кулаками, готовились к совместному вооруженному выступлению. Их поддерживали и благословляли ламы... По мысли закоперщиков мятежа, вооруженное восстание в селах и улусах Забайкалья должно было открыть дорогу из Монголии бандам Унгерна. Крикливые и хитрые кулацкие зачинщики в деревнях и селах, в бурятских улусах не ведали, что главные вдохновители мятежа уже разоблачены и арестованы в Верхнеудинске, что все их планы известны народной власти и восстание идет на провал. Но заведенное колесо крутилось, кулаки лезли вон из кожи, чтобы втянуть в мятеж побольше людей. В деревнях и улусах появлялись подозрительные типы, разглагольствовали о единой, неделимой России, о сильной личной власти, священной собственности на землю, на промышленные предприятия. По бурятским улусам бродили шатучие ламы, крутили молитвенные барабаны хурдэ, гремели колокольчиками, возглашали о святых перерождениях Семенова, Унгерна...
Колесо крутилось...
В Густых Соснах к восстанию Лука, Нефед, Сидоров и другие вроде не готовились: ревком отобрал оружие, а того, что осталось, было мало. Лука, обозленный недавней отсидкой, лютовал, но сообразил, что нечего лезть на рожон с голыми руками. К тому же штаб мятежников находился в далеких Емелиных Ключах, с ним не было постоянной связи. А выступать в одиночку — верная погибель. Да и кто в селе поддержит мятеж против большевиков?
— Поглядим, как дальше будет жизня, — со вздохом сказал Нефеду Лука. — Нам однако надо идти другой дорогой...
— Какой?
— Убавлять ревкомовцев по штучке. — Лука подмигнул и усмехнулся. — Чтобы подолгу не заживались. За ножку да об сошку, тут и аминь.
— Эка, ты... — Нефед поежился. — Аж озноб по коже...
— А чего? — все с той же усмешкой спросил Лука. — Все мы так — не думал, не гадал, а помер... Первый черед однако за Лукерьей Егоровной, она шибко в рай торопится. У меня за ней должок водится. — Он вдруг переменил разговор. — Заглянем-ка к Василию, божьему человеку, может, почаевать усадит. — Лука подмигнул. — Не со своего ума толкую о ревкомовцах. Ты гляди, не сболтни кому... Как-то шепнул Василию, надо, мол, соображать насчет восстания, прогнать напрочь Лукерью с ее апостолами, поедом она нас сожрет. Работники разбежались, даже коров сам дою. А Василий, слышь, посмеялся: коли жизня опостылела, валяй... Ничего, говорит, не выйдет, зазря шею себе свернете. «Как так?» — спрашиваю. А так, отвечает, большевики главных-то наших повыловили, какой-то гад всех повыдал, в тюрьме сидят. Даже быдто архиерей в кутузке.
— Врешь...
Лука в сердцах плюнул.
— Верно говорю. Только Васька этот не все знает. Меня остерег, а того не ведает, что во многих деревнях творится. Прямо пожар. Не может быть, чтобы само по себе заварилось: самостоятельные мужики за здорово живешь в петлю не полезут. Кто-то их направляет, куда надо...
Нефед шепотом повторил:
— Направляет, паря...
Лука тоже перешел на шепот:
— Васька хитер, но и у нас умишко не стреноженный. Ты держи ухо востро.
Василий жил трудно: появилось хозяйство, надо ходить за конем, за коровой, за двумя овцами, кормить, поить, надо чистить стайку, доить корову, приготовить себе поесть, истопить избу, постирать... Да мало ли! Весна, скоро в землю зерно бросать... Невмоготу одному, хоть разорвись. Верно что: дом вести — не бородой трясти. Василий подумывал нанять работницу, но остерегся: новая власть сразу запишет в кулаки, задавит продразверсткой. Как Луку с Нефедом. А так он маломощный середняк, однолошадный, таким большая помощь бывает от всяких там ревкомов... Один выход — жениться. Правда, Антониде вот-вот рожать, тоже не ахти какая помощница на первое время. С малым дитем будет возиться... Но все же баба в избе, облегчение... Ребенок не всю жизнь в люльке будет лежать, дети быстро растут. С рук слезет, и баба готовый работник.