Пушки «Бегемота» взревели, полосуя крышу потоками огня и стали. Их вой перекрыло громовое буханье: стальной титан смеялся.
Соске успешно уклонился — если у него получалось на неуклюжем грузовичке, то на «Арбалете» это было куда проще.
Вставляя новый магазин вместо опустевшего, Соске лихорадочно думал:
«Оружие не действует на эту махину. Как же, черт возьми, его одолеть»?..
Мысли Канаме метались тысячей вспугнутых птиц:
Опять… опять эта тяжесть. Она повисла посреди враждебной пустоты. Неужели это будет повторяться снова и снова?
За последние два месяца это чувство посещало ее несколько раз — в те моменты, когда, просыпаясь утром, она плавала между зыбким сном и явью. Когда неожиданно задремала в классе. На перемене. В уютной расслабленности горячей ванны. И не только тогда.
Канаме не сказала об этом никому. Ни Киоко, ни Соске. Она отделывалась от вопросов — «плохо себя чувствую». И все. Этого оказывалось достаточно, чтобы успокоить друзей, но не для того, чтобы приступы прошли и не повторялись больше.
Снова. Может быть, потому, что я… решила, что это нужно ему? Так ведь уже было. Когда? Да, это было, было, было… и снова, снова…
Темный поток подхватил и унес способность внятно мыслить и говорить. Канаме чувствовала, что стоит еще немного поддаться — и он унесет ее целиком.
«Звала, звала, звала… Ты звала себя»? — шептал голос, звучавший в точности, как голос Канаме. Такой же голос, голос, голос…
Замолчи.
«Молчи, молчи, молчи. Ты скоро. Скоро. Скоро умрешь».
Заткнись.
«Уверена? Уверена? Без меня трудно. Трудно».
Да. Да, трудно. Я уже знаю. Я слышала.
«Соске. Соске умрет. Он не сможет. Умрет. Жалкий, ничтожный».
Чего ты хочешь от меня?! Говори!!!
«Говорю. Говорю. Сдайся. Умри».
Чувствуя, как ее душит ворот блузки, она слепо рванула его, выгнулась дугой, запрокинув голову. Каким-то безумным усилием воли Канаме подавила, схватила за горло жуткий голос. Поймала невидимую слабину и перешла в атаку:
— Не виляй!!! Ответь мне — что должен делать Соске?! Что за сила у этого гиганта? Как его остановить?!
«Ты. Ты без покоя? Беспокоишься»?
— Да! И очень сильно. Отвечай! Я не сдамся, ни за что! Выжму из тебя все!
«Не сможешь. Не сможешь. Канаме не сможет. Глупая».
— Не играй со мной!!! Колись, сволочь!.. — заорала Канаме, кипя от злости. И оно испугалось. Оно попятилось, в голосе появились жалобные нотки.
«Не злиться. Не злиться. Я — ничего. Ничего не делать. Нет вины. Не злиться».
— Ага, испугался! — прорычала Канаме, в бешенстве загоняя голос все глубже и глубже.
«Канаме, перестаньте, хватит»!
Новый голос. Он тоже был похож на ее собственный, но интонации были немного другими. Чьими же?
«Черт. Черт. Эта. Эта сучка. Здесь. Мешает, опять. Пришла мешать».
Снова вмешался новый голос:
«Перестань подстрекать и запугивать ее. Иначе тебе не будет пощады».
«Я все равно. Все равно здесь. Здесь».
«Тебе здесь нет места. Теперь, когда я пришла».
«Нет. Нет. НЕТ. НЕПРАВДА»!
«Изыди».
И голос ушел. Один из голосов.
Второй же заговорил тревожно:
«Канаме! Канаме, вы слышите меня»?
— Что? Кто ты?..
«Это несущественно. Я хочу попросить о помощи».
— О помощи?..
«Да. Пожалуйста, скажите ему».
— Что сказать? Кому?
«Нужно использовать лямбда-драйвер. Радиаторы системы охлаждения на спине».
— Что?..
«Только… радиатор лямбда-драйвера»…
Перед внутренним взором Канаме на мгновение возникло изображение и исчезло, так же стремительно, как появилось.
Канаме пришла в себя, судорожно хватая воздух раскрытым ртом.
Из-под недостижимо далеких сводов выставочного зала падал неверный луч лунного света — через пробоину в кровле. В нем был отчетливо виден мертвый грузовичок.
Снаружи доносились раскаты орудийной стрельбы. Соске сражается с «Бегемотом»?
Курц Вебер с необычно серьезным выражением лица держал Канаме за плечи, и в его невозможно красивых глазах плескалась тревога.
— …Ты чего?
Когда он понял, что девушка очнулась, беспокойство на его лице мгновенно скрылось под обычной напускной бесшабашностью, и стальная хватка его пальцев ослабла.
— Очухалась? Вот и славно.
— Ч-что… это было?.. Кажется… я…
— Ага. Ты бредила и несла какую-то чепуху, что бы я ни делал. Потом вдруг закричала: «Канаме, перестаньте»! — и только потом очнулась. Напугала меня до смерти, подружка.
Горящие щеки Канаме убедительно свидетельствовали, что Курц не преувеличивал — он старался изо всех сил. Возможно, даже слегка переборщил, шлепая ее по щекам. Но Канаме не собиралась его осуждать. Впрочем, выяснять отношения все равно не было времени.