— Schließen Sie bitte die Tür[12].
По-немецки, чудак. Но я рад. Легче стало. Теперь можно чувствовать себя свободнее. Маслов перебежкой добирается до конца коридора и тремя выстрелами вышибает бандюгу из номера. Тот бросает пистолет и с поднятыми руками вырастает в проеме двери. Мы сбиваем его с ног, чтобы не загораживал вход в номер и с порога стреляем по остальным, засевшим в номере. Их двое. Один падает у стола, распластав руки, второй кидается в окно. Оно отворено настежь. Цепляется за раму, браунинг мешает ему. Тычется в стекло, колет его, и брызги летят со звоном во двор. Бандит пытается прыгнуть следом, но тут Маслов ловит его пулей. Плюхается животом на подоконник и так, поперек его, застывает.
Из соседнего номера Плахин выводит еще одного налетчика. Длинного, как жердь, обутого в офицерские сапоги. Стянул с кого-то. Еще четверых ребята гонят со двора. Семеро. Неплохо! Но нас это не радует. Банда, поди, состояла человек из тридцати или больше, а взяли семерых.
Все, кроме первого, мордастого, в масках.
— Снять!
Молчат. Не шелохнутся.
— Снять! — командую злее и громче.
Пытаюсь сорвать с длинноногого, что стоит рядом. Он отстраняет мою руку плечом. Мордастый усмехается широким, толстогубым ртом:
— Не положено по уставу.
— Какой еще устав?
— Неписаный. Наш.
— Бандитский, значит?
— Зачем... — Мордастый стягивает гармошкой лоб и пытается серьезно объяснить мне. — Мы не бандиты. Зачем! Мы же революционеры. Экспроприаторы... — И заливается громким смехом: — Экспроприаторы частной собственности... Ха-ха-ха!
Длинноногий кивает, соглашаясь, и добавляет с одесским акцентом:
— Вы должны это понять, товарищи комиссары. У вас на рукавах красные ленточки. Вы тоже экспроприаторы... А?..
— Заткни хайло! — кричит с гневом Маслов. — Сволочь. Народ голодает, а они... — Кидается к длинноногому, чтобы двинуть его по морде рукоятью нагана, но руку его перехватывает Плахин — спокойный и рассудительный Плахин:
— Ладно... Там Елисеев им объяснит...
Мне в голову приходит провокационная идея. Строго командую Карагандяну, именно Карагандяну, знаю, он поймет и ответит, как надо:
— Привести Штефана!
Мечу взгляд на задержанных, на лица их, скрытые наполовину черными масками — что произойдет!
Все замирают на мгновенье, будто сжимаются. Задние чуть пятятся к стенке, отступают, вроде. Ждут. Не верят. Боятся и не верят. Значит, банда под началом Штефана. И его нет среди них.
Карагандян смекает, зачем я дал распоряжение, и летит во двор. Минуту-другую там возится, говорит с кем-то из ребят. Так же торопливо возвращается:
— Увезли! Сам начальник охраны города взял. На Уратюбинскую...
Бандиты как будто успокаиваются. Длинноногий цедит сквозь зубы:
— Туман напускаешь, комиссарик. Штефана не взять. Никому не взять. Понял? Ну, давай, веди... Куда следует...
Черти! Непробойные. Ничем их не возьмешь. Придется уводить.
— По одному в коридор!
Сам выхожу вперед, беру наган на изготовку. В это время подбегает один из ребят, шепчет:
— У иностранца портсигар стянули... Золотой.
— Стоп!
Шагнувший было через порог мордастый остановился, посмотрел на меня с недоумением.
— Кто взял портсигар? — спрашиваю всех.
Без ответа.
— У кого портсигар золотой с монограммой?
Ни звука.
— Выкладывайте сразу, — предупреждает Маслов. — Хуже будет.
Стоят каменные.
Тогда я даю справку, сухо, деловито:
— За грабеж иностранцев трибунал может шлепнуть.
Мордастый кивает:
— Это точно...
Минутная пауза. И в тишине раздается тихий свист. Длинноногий, вытянув трубочкой губы, выводит что-то замысловатое. Условное, видно. Никто не отзывается. Тогда он цедит:
— Перец, отдай товарищам игрушку...
Четвертый в ряду теребит связанной рукой, пытаясь освободить ее. Плахин подходит к нему, лезет в карманы, потом за пазуху и извлекает оттуда портсигар — массивный, тяжелый. Прикидывает на ладони:
— Полфунта есть.
Передает мне. Да, тяжел и красив. Осматриваю. Монограмма в правом углу крышки. Какие-то две буквы из платины.
— Подождите здесь.
Иду в конец коридора. Стучу в крайнюю дверь. Открываю. Показываю портсигар.
— Чей?
Иностранцы сидят — кто на стуле, кто на подоконнике, кто на кровати. Все разные — и по виду и по одежде. Два старика. Один высокий, с бородкой и в пенсне, другой с длинными седыми волосами, низенький, улыбчивый. Они не трогаются с места — не их портсигар. Ко мне подходит крупный мужчина с узким угловатым лицом, в полувоенном кителе, бриджах и крагах. Глаза из-под нависших бровей глядят хмуро.