Мальчонка через пару минут вернулся. Бегом. Но не запыхался даже, видно, хозяин его сидел где-то недалеко, совсем рядом с чайханой и наверняка видел бойцов.
Новый ультиматум:
«Риса не увидите, как своих ушей. Сдавайтесь, собаки!».
Тон наглый, но это уже растерянность.
Прудников возвращает мальчонку с ответом:
«Рис буду принимать по весу. За каждый недостающий мешок — к стенке! Везите к чайхане. Джигитам, сопровождающим караван, гарантируется полная свобода.
Опять летит мальчишка. И опять возвращается через несколько минут. Почему-то весело улыбается. Ему в забаву эта дипломатическая переписка. Сует Василию бумажку, как старый знакомый. Торопит:
— Тез-тез!
Басмачи в панике. Пишут: «Четырех мешков нет. Человек Ашурмата увез ночью к перевалу».
— Это другой разговор, — буркнул Прудников. Скомандовал: — Пять человек со мной! — И пошел вслед за мальчишкой в переулок. В числе пяти был Плахин. Побежал шестым еще и Карагандян, но Василий остановил его: — Заслони дороги от кишлака десятками. Никого не выпускать!
Мальчишка вел Прудникова и непонимающе озирался — зачем начальник не дал записку, зачем сам пошел.
Парнишка был, пожалуй, прав. Не следовало Василию торопиться в гости к басмачам. Не к другу ведь шел, к врагу.
Они свернули за угол, миновали одну калитку, другую. Сжалась совсем улочка — раскинь руки, и коснешься дувалов. Над головами нависли ветви урючин, густые, тенистые. Упал к ногам багряный осенний лист. Ровно кто-то ненароком сорвал его и бросил на улицу. Не заметили бойцы, что в густой листве затаился басмаческий дозор.
К третьей калитке мальчонка потянул руку, чтобы отворить. Не успел. Свистнула вдоль улицы пуля. Одна, другая. Щелк винтовок оглушил тишину. От дувалов фонтанчиками отлетела сухая земля и задымилась пылью.
— Назад! — скомандовал Прудников. Сам вжался в забор и выхватил наган.
Стреляли не из калитки, что хотел отворить мальчонка, а с конца переулка, из-за какого-то полуразрушенного дувала. Василий переждал первый и второй залп. Прикинул по выстрелам: бьют из трех винтовок — не густо. Ребята хотели ответить, но Прудников не разрешил: пусть палят, нам расходовать патроны не гоже — маловато их. Он решил пройти в калитку, но для этого надо было пересечь хоть и узкую, но улицу, поставить себя под выстрелы. Ползком безопаснее, да марать себя перед бандитами стыдно. И Василий шагнул через дорогу, в пыль глубокую, шагнул, не торопясь. Следом кинулся Плахин. И вся четверка тоже пошла. Запрудила улочку.
Басмачи молчали. Дали пройти бойцам. Но вот напоследок щелкнула винтовка. Всего лишь одна пуля сорвалась и угодила в Плахина. Не везло парню. Всю жизнь не везло. Схватился за бедро, охнул. Поджал ногу, оседать стал. Подхватили ребята и так, вместе с раненым вошли в калитку. Впереди мальчишка, за ним — Прудников.
Двор пуст. Стоит супа[17], застеленная паласом и одеялами, на самом краю поднос с чайником, пиалой, начатая лепешка. Кисть белого винограда лежит. А хозяина нет. Никого нет. Тихо. Одна перепелка в полузавешанной платком клетке беспокойно покрикивает.
Плахина усадили на супу. Стали перевязывать рану. Он чуть застонал, но смолк — понимал, терпеть надо, не дома.
— Кто хозяин? — спросил громко Василий.
Минуту, а то и больше, стояла тишина, потом неведомо откуда прозвучали слова по-русски:
— Убери наган!
Прудников сунул оружие в кобуру. В свою очередь потребовал:
— Выходи, не трусь!
На террасе появился человек, к удивлению Василия и остальных бойцов не русский. В чалме, с черной кудрявой бородкой и большими глазами навыкат. Легкий чекмень покрывал его довольно тучное тело. Он сказал:
— Нема керяк? Что надо?
Ясно, до сего времени разговаривал с Прудниковым не он, кто-то другой, скрытый за окном.
— Шала. Рис, — ответил Василий.
Хозяин объяснил: никакого риса нет, и вообще ничего нет.
— Где русский? — поинтересовался Прудников.
— Русского тоже нет...
Василий нахмурился.
— Ну, вот что. Через десять минут караван должен подойти к чайхане... — Он вытянул из кармана часы, позаимствованные на время операции у Плахина, щелкнул крышкой, глянул: — Время истекает. Действуйте!
— Какой рис... Никакого риса нет... Сколько месяцев не видели крупинки... Голод...
— Рис! — крикнул Василий и снова выхватил наган. — Десять минут на размышление.
Тучный, неповоротливый хозяин хотел юркнуть в дверь, но громовой голос Прудникова прижал его к створке:
17
Супа — расположенное во дворе дома прямоугольное возвышение, сделанное из глины. На супе сидят или лежат. —