В отличие от героя Кафки, я приняла новый облик по доброй воле, но это ничего в нашем с ним положении не изменило: я лишилась сразу жилища, любой возможности заполучить хоть какую-то работу, всех своих друзей, родственников и знакомых. Никто, даже мать, отец, сестра, брат, не захотели меня в новом качестве принять.
Я долго мучилась, находясь в состоянии полной беспросветности, до тех пор, пока не поняла, что могу жить дальше только в обществе себе подобных. И тогда, одна за другой, стали устраняться многие проблемы, которые совсем ещё недавно казались мне неразрешимыми. Я соглашалась на любую работу, на любое жильё, и в конце концов их находила. Те люди, среди которых я теперь обреталась, с кем общалась, по крайней мере, понимали меня. И чем могли, помогали. Хотя трудно было назвать это жизнью.
Все дороги в нашем мире, мире гендерных изгоев, ведут в бордель или, в лучшем случае, в ночной клуб. Там я и жила, успешно орудуя шваброй и тряпкой, пока однажды оказалось некем подменить заболевшую девчонку и меня не позвали в подтанцовку.
Не знаю, что случилось тогда, особенных способностей к танцам в себе я никогда не замечала, однако вечер отработала на вполне удобоваримом уровне. Затем начались уроки и долгий каторжный труд. Главным препятствием был возраст. Да и гормоны, которые я вынуждена была постоянно принимать, особой бодрости мне не придавали.
Собственно, я и не надеялась ни на что на старте моей неожиданной карьеры: чудес, как известно, не бывает. Как бы то ни было, у меня наконец появились знакомые и, хоть и не друзья, то, по крайней мере, коллеги по работе. Мы ютились скученно, чтобы сэкономить на оплате, в маленьких комнатушках, но их уже можно было назвать жилищем, давно мне не удавалось досыта поесть, шмотки я обычно донашивала за кем-нибудь из сердобольных посетителей. Но я была счастлива неимоверно. Я до того намучилась в первый год своей новой жизни, что такой расклад меня более, чем устраивал.
Да, Бог - не Микешка, Он всё видит, чудо всё-таки произошло. Я танцевала всё лучше и лучше, но... Вот тут-то я и совершила роковую ошибку. Мне нужно было просто перейти в другой клуб, где меня восприняли бы сразу в новом качестве, а не вызывать бешеную зависть и негодование своим неожиданным кафкианским (только наоборот) "превращением". Хотя в этом плане мне куда больше нравится другая сказка: Ганс Христиан Андерсен "Гадкий утёнок".
Да, да, с одной стороны, я ощутила удивительное чувство уверенности в завтрашнем дне, с другой - впечатление было такое, что отныне и навсегда мне предстоит теперь находиться в банке с пауками. Для тех, кто не знает: любовь и ненависть - два основных чувства, которые владеют тем мирком, в котором я волею судьбы обретаюсь, сопутствовать им может что угодно: ревность, зависть, интриганство, сальеризм, но одного нет точно - равнодушия. Кланы, кланчики, нескончаемые подлянки, интриги, а порой и сражения "стенка на стенку". Как будто в жизни нет ничего другого: простых человеческих радостей, нормального отношения друг к другу.
Так и получилось в итоге, что, поднявшись по "карьерной" лестнице, я обнаружила, что вокруг меня стало не просто слишком много врагов, но вообще никого другого не осталось. Но к тому времени я уже была Пантерой, хищницей и быстро научилась ничего не прощать, любому, кто отваживался посягнуть на мою свободу, территорию, незамедлительно давать сдачи.
Свобода... Один неглупый человек сказал: "Самое главное богатство человека - свобода, однако ничто так дорого не обходится нам, как свобода". Но то, что меня вообще в самое сердце поразило: "Свобода выбора, свобода и право быть неравным - свобода меньшинства и право меньшинства".
Мы все в чём-то рабы, что может быть проще, как остаться рабом ещё и в гендерной сфере? И всё-таки, какой же у меня и мне подобных существует выбор? Так и довольствоваться, от рождения до ухода, чужой, чуждой нам жизнью? Или восстать? Перейти в парии, изгои, но исправить ошибку? Нет, нет, не Бога - Природы. Я уже слышу в ответ вражий злорадный смешок: "О чём она? О праве на уродство?"
Итак, что же всё-таки? Уродство? Или свобода, моя, настоящая, не чужая жизнь? Я решила для себя этот вопрос.
Глава 5. Право на любовь
У меня ещё оставалось немного времени, и я снова и снова перелистывала страницы своих записей в планшете. О чём можно рассказать широкому кругу читателей, зрителей, понятия не имеющих о моих действительных устремлениях и проблемах? Что вообще может их заинтересовать? Правда? Она слишком горька. От меня же, как на моей работе, ждали юмора, лёгкости, развлечения.
Что же конкретно произошло? Одного чуда Богу почему-то показалось мало, он решил продолжить одаривать меня подарками, и они сыпались теперь, как из волшебного мешка.
Так получилось, что в свете резко, по непонятным причинам, усилившейся в нашей стране гомофобии, один популярный глянцевый журнал решил взять интервью у известной танцовщицы Багиры, с тем, чтобы приоткрыть для своих читателей и читательниц завесу над миром актеров травести вообще, и нас, транссексуалов и транссексуалок, в частности. Причина мне была слишком хорошо ясна: такие дорогие издания, именно в силу своей дороговизны, частенько попадают в "яму", балансируя на грани разорения, так что их владельцам приходится порой идти на любые ухищрения, чтобы сохранить, а если удастся, то даже и приумножить, тираж.
То есть, у меня появился шанс, который даже в сказке вообразить было невозможно. И у меня не было никакого желания его упускать. Прошли, и довольно успешно, сначала "смотрины", затем фотосессия в нашем клубе, теперь мне предстояло выдержать беседу с молодой, но набиравшей в последнее время известность, журналисткой Викторией Островской, и новую фотосессию, уже в моей квартире. Был приглашён даже оператор с одного из расплодившихся в связи с переходом на "цифру", бесчисленных канальчиков кабельного телевидения.
Я очень волновалась, хотя, казалось бы, не должно было быть никаких сюрпризов - мы обговорили все темы заранее. Что даём, о чём умалчиваем. О чём рассуждаем долго, нудно, сколько необходимо, а о чём лишь упоминаем вскользь. Начали, как и решили, с моего сценического псевдонима, поговорили вообще о пантерах, не забыли пнуть, достаточно безжалостно, весьма двусмысленный, изначально неверный, советский перевод "Книги джунглей", о котором я упоминала.
Ни слова про врагов, о "сумасшедшем меню", тем более.
Далее рассказ о клубе (завуалированная реклама, хозяева на оплату не поскупились).
Моя прежняя жизнь, само собой, по моей личной просьбе, осталась за кадром.
Ни слова о том, "что убивает", о "праве на сущность".
Словом, выхолощено было всё, что только возможно.
Что осталось? Коротко о том, как я почувствовала себя в "чуждом теле" и решила переменить свою сущность, рассказы о знаменитых транссексуалках, портреты которых оператор прилежно отснял на стенах моей "берлоги". О том пути, который я прошла, чтобы заполучить свой женский статус.
Снова реклама (клиника тоже решила вложиться), и снова денежки, денежки: разговор о представлении, которое шло сейчас у нас в клубе, костюмах знаменитого на Западе, но малоизвестного в России, нашего, отечественного кутюрье. Ну чем это всё можно было закончить? Конечно, только любовью.
- Саша, мы получили очень много отзывов на твоё стихотворение в прозе "Любовь", которое было опубликовано в последнем, по времени, номере нашего журнала. Оно вызвало не только восторг, но и множество споров. В частности, всех, в том числе и меня, поразил весьма неожиданный эпиграф, который ты избрала для него. Так получилось, что практически никто из моего окружения понятия не имеет, кто такой Вильгельм Швебель. Скажи, настолько ли он авторитетен, твой "Вилли", чтобы столь категорично ссылаться на него?