Слегка приподняв край юбки, девушка стала медленно подниматься по ступенькам, ведущим в дом.
— Какого черта ты вернулась! — на веранде стоял Бертье. Глаза его стали чернее грозовой тучи.
— Я… решила… быть может, мы это обсудим слегка позднее? — Виола замерла, чувствуя на себе внимательные взгляды слуг.
Она услышала его вздох. Затем шаги. Мишель остановился чуть выше ее на ступенях. На его лице бушевал гнев.
— Что ты здесь собираешься делать?
— Быть может… я смогу работать.
— Что?! Работать?
Она набралась мужества.
— Мой долг — сделать твой дом уютным. Для тебя.
Он смотрел на нее молча, словно осмысляя услышанное. Это сделало ее более смелой.
— Я могу проследить, как будут обставлены твои комнаты. Нужно хорошенько подумать, что следует приобрести из мебели. Надеюсь, в здешних краях можно найти хорошего мастера.
— Я смогу сделать для вас плетеную мебель, — проговорил стоящий рядом с Мишелем старик в меховой безрукавке, обшитой выцветшей тесьмой. — Что угодно — столы, кресла…
— Я не хочу, — сказал Мишель.
Виола покраснела. Она облизнула пересохшие губы и сделала пару шагов назад.
— Но в доме нужна мебель.
— Нет, — он зло смотрел на нее. — Тебе следует уехать. Заночевать ты можешь в отеле, а утром отправишься в дорогу. Я сам отвезу тебя. Кажется, я никому не могу доверить такой пустяк, — он бросил тяжелый взгляд на управляющего.
— Господин Зореску здесь ни при чем, — быстро проговорила Виола.
— В доме нужна хозяйка, — строго заметил старик и сказал что-то еще на непонятном Виоле языке.
Мишель резко повернулся к жене:
— Занимайся домом! Наслаждайся! — и быстро ушел в дом, словно забыв о ней.
— Отлично, — старик улыбнулся ему вслед и снова взглянул на Виолу: — Меня зовут Левон. Я умею плести отличную мебель. Что бы ты хотела?
Больше всего на свете девушка сейчас хотела отправиться за мужем, чтобы все выяснить, но старик смотрел на нее так, словно самое главное сейчас — решить вопрос с мебелью.
— Быть может, стол для летней столовой и стулья…
— Понятно. Что еще? Я умею делать все. Например — сундуки, этажерки, — он старательно выговорил это слово. — Еще могу сделать кресло-качалку и шкатулки любого размера. Такого вы нигде не видели.
— Благодарю. Это очень мило с вашей стороны. Стоит ли так беспокоиться…
Она печально посмотрела на старика и управляющего.
— Могу ли я у вас спросить… давно ли вы знаете вашего хозяина?
Виола понимала, что очень часто слуги знают о своих хозяевах намного больше, нежели их родственники.
— Как давно вы служите у господина Бертье?
Старик усмехнулся.
— Пожалуй, всю его жизнь. Я раньше служил князьям Маре-Розару. Они стали приемными родителями Михася.
Виола внимательно посмотрела на Левона. Похоже, он имеет право так вольно обращаться с именем Бертье. Наверно, он вовсе не является слугой в этом доме.
— Тогда… вы должны хорошо знать его вкус. Я плохо представляю, как обставить этот дом так, чтобы ему понравилось. Может быть, вы мне поможете? Какую мебель он предпочитает? С чего мне лучше начать?
— Для молодоженов лучше всего подходит кровать, — управляющий подмигнул Левону. — Широкая и большая.
Старик, совершенно не смутившись и не отругав молодого нахала за вольности в адрес хозяйки, согласился:
— Да. Самая главная вещь в доме каждого женатого мужчины — большая удобная кровать. Мужчины очень любят… сладко спать возле жены.
Виола почувствовала, что краснеет.
— Тогда… быть может, вы займетесь кроватью для летней спальни?
— Господин Левон сказал, что может сделать прекрасную кровать, — она медленно размешивала ложечкой мороженое. — И для нее можно будет заказать постельное белье с восточным рисунком. Говорят, что в турецком магазине есть отличные ткани.
Мишель не знал, зачем он здесь сидит. У него куча дел, а сидит рядом с ней и смотрит на ее руки, лицо, волосы, на ее юбку, под которой угадываются прелестные ножки…
— Я подумала, что восточные узоры будут очень привлекательны в спальне. Тебе понравится?
— Как хочешь. Мне все равно.
Он знал, что снова грубит ей. Но не мог смириться с тем, что подвергает ее риску. Она не должна находиться здесь. Ему хотелось немедленно запереть ее в комнате и приставить не меньше десяти слуг для охраны. Словно в гареме. Только охранять они должны ее от убийц.
Он не мог допустить, чтобы она находилась здесь, но продолжал сидеть и слушать ее мягкий голос. А она продолжала расспрашивать его о том, какие гардины он предпочитает и какие блюда хочет заказать на ужин…
Он чувствовал, что его затягивает странный омут. Это трогательное внимание к нему, ее деликатность и непосредственность оказались для него сильнее самых крепких оков. Господи, она строит планы на будущее! Рассуждает обо всем, как его жена… Но она и есть его жена. Настоящая и единственная. Навеки.
За окном темнел закат, мягкий воздух просачивался в столовую. А ее речь все лилась и лилась.
— Возможно… у тебя нет больше дел сегодня вечером, — она осторожно взглянула на него из-под ресниц. — И ты захочешь выпить кофе вместе со мной? В маленькой гостиной. Возле моей комнаты?
Мишель, помедлив, молча кивнул. Нельзя забывать, что она в опасности. Если он останется с ней, то будет уверен в том, что все в порядке.
Бертье долго ходил возле огромного окна, выходящего на балкон. Комнату освещали лишь пара свечей да еще сквозь венецианские гардины пробивался алый свет заката.
— Зачем ты вернулась? — спросил он.
Она аккуратно взяла чашку с кофе, стараясь, чтобы не дрожали руки.
— Потому, что это неправильно. Я не должна уезжать.
— Я сказал, что ты свободна.
Ее губы упрямо изогнулись.
— Это неправильно.
— Ты должна была уехать, — гардины зашуршали, когда он задел их рукой. — Черт возьми! Я не могу обещать… уезжай отсюда! Ты не обязана жить со мной.
— Брак — это определенные обязательства. Мы произнесли клятву. Не знаю, как смогу поддерживать тебя в горести и печали, если буду на расстоянии.
— Это все пустые слова.
Она резко встала.
— Это не пустые слова. По крайней мере, для меня. Ты не смеешь так говорить.
— Как ты великодушна. Просто ангел!
— Тебе смешно? Ну что ж, ты вправе упрекнуть меня за то, что я — не та, на ком ты хотел жениться. Я знаю, что именно я во всем виновата.
— Я не жалею о произошедшем, — тихо пробормотал он.
— Ах, вот как? Значит, ты решил использовать меня как замену… Видишь, я уже научилась сарказму. Это ты меня научил.
— Я не жалею, — громче проговорил он. — Я не жалею о нашем браке. Я люблю тебя. Именно тебя. Поэтому все так вышло.
Он почувствовал, как участилось его сердцебиение.
— Но это ничего не меняет. Я не желаю, чтобы ты здесь оставалась. Я не хочу, чтобы ты находилась в моем доме.
На его лице ничего нельзя было прочесть. Ветер раздувал занавески…
— Мой господин, я не понимаю вас.
— Тогда забудь. Все забудь.
Он решительно закрыл все окна и тщательно проверил засов на двери.
Виола встала с кресла и подошла к постели.
— Я не смогу забыть.
— Забудь. И уезжай! Живи, как хочешь.
— Я не хочу уезжать. Я слишком люблю тебя. Ты и сам это знаешь.
Он пристально взглянул на нее.
— Боже, Виола! Где твои безупречные манеры? Что сказали бы милые старушки с улицы Сент-Дени? Дама не должна говорить о своей любви.
Виола потупила взгляд.
— Ты не веришь мне?
— Ты все знаешь о моем прошлом, — жестко проговорил он. — И никогда не сможешь примириться с этим. Ты не можешь ощущать ко мне даже простую симпатию.
Девушка продолжала рассматривать пол.