Страна моя,
Москва моя,
Ты самая любимая!
Донеслось до его ушей. Ноги стали ватными. Шаг. Еще шаг.
Солнце майское светлее
С неба синего свети!
Полковник подошел к месту. Вовсю гремел проигрыватель, за станком стоял рабочий. Стол станка перемещался вслед за быстрыми руками рабочего. Фреза с противным писком прорезала металл, вгрызаясь в него, словно хищный зверь в податливую плоть. Рабочий был в комбинезоне синего цвета, сером картузе, скрывающим глаза, и рубашке, которая была черной от грязи. Промасленные руки были в многочисленных порезах и язвы. Казалось, он был настолько увлечен работой, что не замечал ничего вокруг.
— Эй, мужик, остановись! — крикнул ему Дроздов. Рабочий не обратил никакого внимания.
Чтоб до выси мавзолея
Нашу радость донести!
Полковник подошел ближе. Крикнул на ухо:
— Эй, куда все делись? — гробовая тишина, нарушаемая лишь станком и приемником. Дроздов хлопнул его по плечу и оторопел. Звук был, словно стукнул по глухому бетону: твердому, ледяному. Рабочий же невозмутимо насвистывал под нос мелодию в такт приемнику и дергал рычаги перемещения стола. Дроздов попробовал остановить станок, но тумблер выключения станка намертво заклинил. У него подкосились ноги.
— Чт-т-о т-ты так-кое? — заикался Дроздов. Он начинал понимать, что сходит с ума. Он не мог поверить в реальность происходящего.
— Эй, начальник, проверяй работу! — бойко крикнул рабочий, протягивая ему плиту. Дроздов тупо уставился на нее и взял в руки. На ней были надписи.
НЕ ВЕРЬ НИКОМУ. ТЫ В ОПАСНОСТИ. ОСТЕРЕГАЙСЯ БОРЕЕВА. СПАСИ МЕНЯ. ЗАКОНЧИ ЭТО. ВРЕМЯ УХОДИТ. ПОМОГИ.
— Ну что, гражданин начальник, годится? — процедил рабочий.
— Годится, — дрожащим голосом ответил Дроздов. Рабочий, так же весело насвистывая, пошел по коридору и растворился в воздухе. Душа ушла в пятки. Рука потянулась к папиросам. Закурив, он только сейчас понял интересную вещь. А именно, что станок выключился сам собой. Мелодия не играет, а приемник исчез. Так же он увидел кучу людей, которые шли к рабочим местам. Полковник поднялся и на негнущихся ногах побрел к выходу. Рабочие не обратили на него никакого внимания. «План важнее, конечно же». Он не смотрел по сторонам, ибо боялся этих людей, обезображенных происками чего-то необъяснимого. Это выходило за рамки его понимания...
Выйдя за проходную на негнущихся ногах, он без сил упал на скамью и закурил еще одну папиросу, жадно вдохнув прохладу свежего ночного воздуха. К шуму в цехах добавилось пение сверчков. «Не могу поверить, что этому кошмару пришел конец», — с каждой затяжкой, Дроздов понимал, что все это действительность. Что это происходит с ним? Чего хотел странный посланник? Как и от чего его спасти? Кто такой Бореев? Что угрожает его жизни? Слишком много вопросов. Ответов на них еще меньше.
Полковник собрался с мыслями. Единственным верным решением было пойти домой и поспать. Ночь на дворе, как-никак. Пока полковник брел домой, он раздумывал о произошедшем с ним в эту ночь.
«Я схожу с ума? Это просто не может быть реальным. Это всего лишь сон. Просто дурной кошмар. Переработал, повидал много, вот и мерещится всякое». Только вот лужа металла, от которой отражались блики полуночной луны, говорила обратное. Дроздов подошел к ней, потрогал. Ещё горячая. Он устало сел на скамью. Легкий, ласкающий уши шум деревьев, листья которых шелестели от ветра, успокаивал. Сверчки словно играли свою симфонию под руководством невидимого дирижера. Только сейчас до него дошло, что ему жарко. Полковник посмотрел на себя и скинул тяжеленное драповое пальто, которое надел впопыхах, не видя даже, во что именно он облачается. Так бывает с людьми. В стрессовых ситуациях человек не контролирует себя.
Полковник лег на скамью, закурил, пустил струю дыма в небо и уставился на звезды. Сколько неизведанного там сокрыто? Они видят все, знают все ответы, только сказать ничего не могут. А что хотел «сказать» своими посланиями рабочий? Если отбросить события, которым нет объяснения, то некий Бореев — опасный человек, который угрожает его жизни. Но кто он? Самое вероятное — недоброжелатель, который пишет на него донос. Хотя, с арестом Абакумова, такого эффекта, как при нем, это уже не возымеет. Раньше реагировали на каждый донос, НКВД была той стальной рукой, которая беспощадно давила всех и каждого, без суда и следствия. С такими размышлениями Дроздов не заметил, как веки сами собой сомкнулись, и он мирно захрапел.