Резкий запах застоявшейся пыли и медикаментов ударил в нос противным амбре. И он начал слышать голоса. Сотни голосов, шепот сначала, слились в один, грубоватый, отдающий металлом:
— Товарищ Панин, как это «прекратить эксперимент»? На том, что мы достигли, предлагаете свернуть все исследования, наработки уничтожить? — И другой голос, более молодой, вкрадчивый. Даже по голосу можно было понять, что обладатель напуган:
— Все пошло не по плану. Культура прижилась в организме, но последствия содеянного я могу охарактеризовать, как «ужасные». Пока не поздно, надо срочно прекратить и начать создание противоядия. Культура мутирует, могут появиться новые штаммы, последствия могут быть катастрофой всесоюзного масштаба!
— О последствиях Вам заботиться больше не придется, — хлопок выстрела, казалось, перевернул весь мир в голове полковника.
Дроздов бессильно сполз на пол. Если все происходило так, как он это услышал, то дела плохи. Хуже того, за такое знание все причастные к делу могли закончить в расстрельной камере. “Давай же, Толя, исполни свой долг. Отнеси комитетчикам” - услужливо твердил голос в голове. Полковник поймал себя смотрящим на кресло, больше напоминающее орудие пыток. Он живо вспомнил рассказ Старьева о вакцинации. Рядом стоит металлический столик с самой разнообразной медицинской утварью. Дроздов пошатываясь, подошел к креслу.
Бисеринки крови начали покрывать изголовье. “Какого?!”. От отпрянул от кресла, словно от срикошетившей пули. Кресло в свою очередь, было уже полностью покрыто багровым цветом. И на пол начали капать первые капли. Казалось, этот звук разорвет Дроздова изнутри. Кап-кап. Полковник вздрогнул. Кап-кап-кап. Он должен остановить это. Немедленно. Полковник решительно встал, и что есть мочи, ударил ногой треклятый стул. Он опрокинулся, облив его кровью.
— Да этого нахрен не может быть! — он был в ярости и чувствовал себя зверем, что угодил в клетку, но еще с силами, чтобы ее разрушить. — Херня это все, ты, сраный ишак! Выходи, поганец, коль поговорить хочешь! — он закрыл глаза, причитая про себя: “Этого нет. Не существует, НЕ СУЩЕСТВУЕТ!” Он осторожно открыл глаза. Кресло как кресло, только упало. Никакой крови и в помине. Он бегло осмотрел свою форму. Анатолий готов был помянуть кого угодно, но форма суше сухаря. Только вот запах крови витал в этой комнате.
— Я здесь, Толя, — явственно услышал он голос рядом. Он медленно обернулся. Никого.
— Кто ты? Покажись!
— Если бы мог, то давно бы это сделал, товарищ полковник.
— Это как? — Полковник знал ответ, но признать очевидное он не мог в силу своего неверия в происходящее.
— Да так. Тебе нечем разломать бетон, — после этих слов полковника пробрала дрожь.
— А строят у нас…На века, — его страх все больше усиливался от понимания того, что он говорит с мертвецом. Замурованным в паре шагов от него.
— Я спятил? — во рту словно провели наждаком. Ему больше всего хотелось убраться отсюда подальше и выпить. Самогону. Забористого, что Евдокия Федоровна гнала, дабы не окоченеть холодными зимами.
— Что есть сумасшествие, Анатолий Вадимович? Это решаем лишь мы и врачи, когда дело совсем уж худо. Только мне уже врач не нужен.
— Ладно, хорошо. Пускай это все и взаправду. Ты замурован в стене, звал меня через приемник, и у тебя лихая гвардия работяг, что рассыпаются в металл, когда им пора уходить. Но КТО ТЫ ЧЕРТ ПОБЕРИ ТАКОЙ?!
— Пожалуй, ведущий ученый проекта “Идеальный человек”.
— Проекта? То бишь, судя по всем материалам дела, что мы извлекали по крупицам, это были…Опыты?
— В точку. Как для милиционера, вы сообразительны. По случайности, в бытность свою, я познакомился с одним беглецом…
— Хорошо пошла, еще по одной? — потерев руки, Панин Валентин Андреевич, налил еще по трети стакана самогону, — Ты как, Клаус? — он посмотрел заплывшими глазами на худосочного седовласого старикана в толстенных бифокальных очках[11].