— Ну знаешь ли, милок, если дали, то неспроста ведь. Если им верить, то каждый руководитель виноват во всем. От руководителя вина по лесенке идет к рабочим. Присмотрись внимательнее, — улыбнулась она. - Оглянись назад. Неужели ты считаешь, что ты дослужился до полковника просто за красивые глаза? Ты много хорошего сделал для города раньше, сделаешь и сейчас. Но когда раскроешь дело, пригласи меня танцевать, — лукаво произнесла она.
«Дело было вечером, делать было нечего, а сон по расписанию».
Утром полковник уже стоял у проходной «Октябрьского Комсомольца». Территория была довольно обширной, аллея с высаженными тополями и стоящими по краям скамейками да чистота подчеркивали строгость заведения. Хмыкнув, Анатолий Вадимович показал удостоверение заспанному сторожу и прошел на территорию. Прогулявшись полчаса, он наконец-то нашел цех, где, согласно материалам, должен был сидеть Тополев. Внутри отовсюду была слышен грохот работающих станковых моторов, утренний свет пробивался сквозь запыленные окна, освещая частицы металла и пыли, которые витали в помещении. В спертом воздухе явственно ощущался запах табака. В так называемом «коридоре» между станками на него налетел спешащий куда-то мужчина лет тридцати, руки которого были черны, как уголь.
— Смотри, куда прешь, дядя! — чертыхнулся он, но, подняв глаза и увидев крепкого мужчину в фуражке василькового цвета, кителе, темно-синих брюках навыпуск, с лентами орденов, медалей и нагрудных знаков, он сразу встал по стойке смирно. - Прошу прощения, товарищ милиционер! Чего приперлись? — Услужливо спросил он.
Дроздов было хотел достать удостоверение, и представиться, но, взглянув на лицо мужика, он отшатнулся. Его пробрала дрожь. У мужика не было одного глаза, а всю левую половину лица рассекал шрам. Нет, полковник за годы войны повидал много чего, конечно, но к такому повороту он просто не был готов.
— Ты же где это так-то? — разделяя каждое слово, промолвил Дроздов
— Я токарь. Станок сильно разогнался, ну и стружкой лицо порезало.
— То есть как это так — разогнался?
— Думаете, я знаю? — пожал плечами работник. — Шестерни в коробке, может, повело, я понятия не имею. Мое дело — железо точить, а не разбираться, почему вдруг станок взбесился.
— Ладно, скажи, где Тополева найти?
— Он сейчас на ОТК, это по коридору дальше, только аккуратно, тут вообще-то опасно.
«Станок разогнался? Это еще что такое? Интересно, чем там эти охранники труда инспектировали это хозяйство?» — раздумывал полковник, шагая вперед, глядя по сторонам. По его спине пробежал неприятный холодок. У одного был вырван клок волос вместе с кожей на голове, все лицо другого было в рубцах, кому-то вообще недоставало пальцев. «Это что же такое тут происходит? Фашиста задушили уже ведь, а ребята словно на войне побывали». Из раздумий его вывела стальная дверь с таблицей «ОТК» на ней. Полковник без стука зашел туда.
Здесь стоял запах табака, металла и бумаги. На столах и полках лежали приспособления, о назначении которых полковник мог только догадываться. Работа кипела вовсю. За кульманом стояли несколько человек в синих халатах, которые о чем-то оживленно спорили.
Атмосфера напряжённости чувствовалась здесь особенно сильно. Среди всего этого балагана ходил седоватый мужчина лет шестидесяти в толстых очках в роговой оправе и с морщинистым лицом. «Ну точно, Тополев. Старая гвардия, мать его», — про себя чертыхнулся Дроздов, пробивая себе дорогу к нему.
— Тополев Павел Лаврентьевич? — спросил Дроздов, показывая свое удостоверение.
— Да, а что случилось?
— Поедете со мной, у меня к вам пара вопросов, на которые вы будете обязаны ответить, — от этого мужчина опешил.
— Подождите, но я не... — начал он.
— За попытку сопротивления вы будете переданы под суд согласно действующему законодательству СССР со всеми вытекающими, — перебил Дроздов. — Второй раз не стану повторять.
— Дайте пять минут, мне нужно отдать кое-какие распоряжения. Я имею на это право? — сдался Тополев.
— Извольте, — пробормотал Анатолий и закурил. «Как так? Ни одного целого человека я не увидел. Этого просто быть не может», — полковника терзало дурное предчувствие, но он подавил его большим усилием воли. Мозг пытался найти хотя бы какое-то разумное объяснение происходящему, но не мог и пытался запаниковать. Тополев и Дроздов шли молча, каждый думал о своем.