Станок остановился. Вокруг уже толпились рабочие, пытаясь оказать первую помощь.
— Скорую вызовите, быстро! — крикнул руководитель, понимая, что дело худо.
— Родя, дружище... — пытался привести его в чувство коллега. Родион открыл глаза, прошептал: «Он всегда будет с нами», — и отключился. «Похоже, шок», — раздумывал Тополев, когда санитары уволокли несчастного на носилках. «Он словно не слышал, что ему говорят, и не видел, что происходит вокруг него. Что же он увидел, когда начал отходить, а потом кинулся к станку, который начал творить непонятно что, как будто у него есть разум?» — раздумывал Тополев, и его передернуло. «Разум? Этого быть ведь не может».
— Вы можете поверить? — спросил Тополев после затянувшейся паузы.
День тем временем неумолимо шел к закату. За окном был слышен шум стройки, удары молотка по металлу. Строилась «высотка» — не одной же Москве давать ответ на символ могущества Америки — небоскребы? Полковник совершенно не имел понятия, что это за здание будет в итоге, но зато точно знал, что ответ москвичам скоро появится. Догадывался только о том, что такой дерзкий проект одобрил Сталин лично. Вид того, что уже возведено, вызывал гордость — цоколи, словно бастионы средневековой башни. Массивность конструкции внушала благоговейный трепет. Многоэтажность была в новинку, поэтому строили с увеличенным запасом прочности.
«—Получил я пост почетный!
И теперь, на мостовой,
Там, где дом стоит высотный,
Есть высотный постовой!»
Вспомнил Дроздов отрывок из поэмы Сергея Михалкова «дядя Степа». Но лирике, рано или поздно, приходит конец.
— Вы сами верите в то, что говорите? — навис полковник над директором. — Судя по вашему рассказу, рабочий просто проигнорировал все инстинкты самосохранения и остался стоять возле оборудования, которое дало сбой? Вы слышите самого себя?
— Да. Поверьте мне, если бы мне рассказали, я бы сам не поверил, но я все видел собственными глазами. У меня нету абсолютно никаких оснований вам врать.
«Ничего уже из него не вытянуть. Все это звучит, словно бред сумасшедшего. Он явно не в себе. Пока что следует отпустить его, в дурдом всегда успеем его отправить. Нужны улики».
— Хорошо. Пока что вы свободны, но с подпиской о невыезде из города, до выяснения, — принял решение Дроздов. — Бригады будут опрошены, проведем дополнительные проверки, — бормотал он, оформляя два бланка. — Распишитесь здесь и здесь. Один экземпляр оставьте себе. Вопросы есть?
— Пожалуй, есть, — замялся Тополев. — Я прекрасно понимаю, что вы считаете меня сумасшедшим. Более того, я могу добровольно пройти тест на психическое состояние. Что мне сделать, чтобы вы мне поверили?
— Ждать результатов следствия, — сухо ответил Дроздов, закуривая. — Время покажет, что станет с вами. Свободны, — он кивнул руководителю завода на дверь. Тополев, бросив испуганный взгляд, ушел.
«Ясно, как день, что у него не в порядке психика! Проверить. Опросить. Сделать выводы. Доложить МГБ».
Подумав, Дроздов взял в руку трубку верной «БАГТА-50 АТС»[1] Он набрал номер. На другом конце ответили почти сразу.
— Приемная, — ответил грубоватый мужской голос.
— Соедините меня с главой комиссии по вопросам охраны труда.
— С какой целью?
— Не твое собачье дело. Скажи, Дроздов на проводе, — услышав фамилию, голос смолк, и через минуту послышался раздражающий Дроздова приторно-спокойный голос:
— Слушаю.
— Мною проведен опрос Тополева, с его стороны не выявлено правонарушений. Мне нужны отчеты по инспекции оборудования для того, чтобы понять, что к чему. Далее. Через пару дней необходимо, чтобы ваши люди проверили оборудование, все узлы и агрегаты на предмет неисправностей. Чем быстрее, тем лучше, желательно ко вторнику. Хроника и характер травмирования за весь период существования завода.
— Позвольте вопрос. Зачем вам понадобилась хронология?
— Скажу вам так. Мне кажется, что Тополев не имеет к травмам никакого отношения. Без веских аргументов, я и палец о палец не ударю.