Поэтому сейчас она отстаивала свою точку зрения, подчеркивала, что оставила записку, не извинялась, напирала на то, что ей это было необходимо, и потом – разве что-нибудь случилось? Нет. Нет! Муж слушал, возражал, снова слушал и в конце концов успокоился. Она сварила кофе, и они стояли в тишине и пили этот кофе. Сын лопотал в гостиной, играя со – кто бы сомневался? – своими паровозами.
На секунду я испугался, что ты стала той собакой, смущенно сказал муж.
Ну да, конечно, ответила она. Я превратилась в собаку. Ты вообще себя слышишь?
Ну, ты какое-то время говорила, что… начал он, но осекся, не уверенный ни в себе, ни в территории иррационального, куда он мог забрести.
Ты ведь не думал всерьез, что… пробормотала она.
Они помолчали, а потом расхохотались. Он притянул ее к себе за талию, она напрыгнула на него, и оба рухнули на пол, тут же примчался мальчик и повалился сверху.
Дома тем субботним утром было восхитительно пусто: вся семья боролась на полу и смеялась, тянула друг друга за края одежды, гладила по мягкой коже. Они сидели на полу, рассказывали разные истории и анекдоты, играли в глупые игры и щекотали друг друга. Мальчик взъерошил волосы матери, Ночная Сучка взъерошила волосы мужу, и они несколько часов напролет читали вслух книжки.
Кошка бродила по гостиной и душераздирающе вопила, и муж погнался за ней, широко раскинув руки, как делал только в очень хорошем настроении.
Киса, страшно завывал он, гоняясь за животным, убегавшим от него, в страхе вытаращив глаза. Я поймаю тебя и закину на крышу, и голодай там, заявил он, ухватив ее за выпуклый живот, и она сдулась и пискнула, как пожеванная резиновая игрушка.
Может, прилетит ястреб и схватит ее когтями, предположила Ночная Сучка, снимая клок пыли с кошачьей лапы и смеясь над ужасом в глазах животного. Поднимет ее в небо и сбросит с большой высоты в глубокий карьер, где по ее изломанному трупу будут ездить вооот такие гусеницы.
Ого, сказал муж. Очень впечатляюще.
Спасибо, ответила она.
В тот день они занимались любовью, пока сын спал в своей полутемной комнате под ветерком вентилятора. В своей собственной полутемной комнате они были близки как никогда. Ее муж, инженер, вел себя особенно чувственно, чего никак нельзя было ожидать от человека с его характером. Видимо, он решил полностью раскрыться. Он облизывал ее плечи и кусал ее шею, целовал ее глубоко и жадно, пока они наконец не избавились от груза человеческого мышления, груза ипотеки и счетов, грязных полов и муравьев в шкафу с посудой – все это ушло, и остались только они, животные.
Распахнуть двери шире. Раскрыть все окна. Да здравствуют жуки и грязь. Да здравствуют аллергены. Он и она перемещались между мирами, туда и обратно, как ветер.
И все же разве не было странным – более того, возможно, даже более странным, чем само превращение матери, – что муж не пытался искренне и серьезно выяснить, в чем суть появления собаки, которую он увидел, вернувшись вечером в почти пустой дом? Разве этот эпизод мог не вызвать у него недоумение, учитывая, что он был человеком науки и разумных объяснений? И не странно ли, что мать вообще не чувствовала необходимости объяснять появление собаки?
Может быть, мы можем предположить, что даже муж – правильный, стабильный, надежный муж с его рассудительностью инженера, здравым смыслом, сильной привязанностью к реальности – тоже был в какой-то мере околдован?
Утром понедельника она поступила так, как поступил бы любой совершенно нормальный человек, который недавно начал превращаться в собаку: сидя на унитазе с закрытой крышкой, гуглила, пока муж и сын сновали по дому. Сначала она гуглила факты об оборотнях и реально существовавших чудовищах, потом перешла к перевоплощениям коренных американцев, потом оборотням и ведьмам навахо. Она читала и читала, надеясь выяснить, существовала ли еще какая-то мать, которая перевоплотилась бы в собаку – обыкновенную собаку, способную стать даже домашним питомцем. Затем гуглила дальше, вбивала в поисковик «мифы о материнстве» и «madre perro»[3] (в надежде, что, может быть, испанцы подскажут более достоверную информацию), «гормональный рост волос» и «послеродовой рост волос», «люди, убивающие животных зубами», «каннибалы» и «охотники за головами». В конце концов поняла, что зашла слишком далеко, и остановилась.
Несмотря на уборку на этой неделе, в ванной все равно царил беспорядок: между плитками ползла плесень, по углам валялись клочья волос, а рядом с мусорным баком лежала одинокая ватная палочка. Полотенца были свалены как попало, и она провела по ним рукой, не решаясь прибраться.