Я побрела среди деревьев. Ветки больше не мешали, а будто меня сторонились, ветер не играл листвой, ноги не утопали в болотистой траве. Может, и правда, я умерла? Стала одной из призраков Тарасовки… И из леса мне не выбраться.
Но тут деревья словно расступились, и я увидела огонь.
Пылал мой самолёт. Но горел он так, словно его только что подбили. Пламя еще только пробегало по краю крыльев, точно мотылек.
А рядом сидел на траве Мишка.
Увидев меня, он вскочил и бросился меня обнимать.
– Галя! Я уж думал всё, не вернешься!
У меня ком в горле встал. Объятия его были крепкими и теплыми, как настоящие.
– Что будем делать, Миша? – выдавила я, когда он меня отпустил.
– Летим скорее к нашим! – воскликнул он, будто не замечая яркого пламени.
– Летим! – ответила я.
Голова моя была пуста.
Я забралась в кабину. Приборная панель, сидение – ничего не пострадало. И стоило потянуть рычаг, как послушно застрекотал винт. Дождавшись, пока штурман устроится на своем месте, я заставила машину взмыть в воздух.
А огонь подбирался к кабине, стал кусать за руки, за одежду, снова я ощутила его жгучие поцелуи. Я знала, что скоро он сожрет нас с Мишкой, но мне ничего больше не оставалось, кроме как лететь вперед сквозь ночь.
Вскоре я увидела, что вместо крыльев у нас – обгоревшие палки, что вокруг все пылает и пламя перекинулось на меня.
Я поняла, что это конец, и дико закричала.
В этот миг я увидела, что вдали из-за черных елей выползает сияющий краешек солнца. И его золотой свет слился в единое целое с огнем…
И тогда я умерла.
Так мне показалось. На самом деле я проснулась.
Я сидела под тем же деревом на пригорке. Вокруг болото, гимнастерка обгорела и нет ни единой надежды на спасение. Но сквозь полуприкрытые веки я разглядела, что уже рассвет.
Из-за дерева вышел солдатик.
– Галя! – вскричал он.
– Валя! – узнала я нашего механика и, тяжко поднявшись, кинулась его обнимать.
Оказалось, что нас с Мишкой всю ночь искали. К утру бросили это дело, но Валя не сдался. Ближе к восходу увидел каких-то зеленых светлячков, вот и пошел сюда.
В часть мы вернулись благополучно. Руки и ноги у меня обгорели, но не так сильно, как казалось. Мишку мы возле аэродрома похоронили. Я продолжила летать.
В сорок втором году на Южном фронте появился женский авиационный полк, который фрицы окрестили «ночными ведьмами». И хотя я не была одной из тех отважных девчонок, я тоже стала себя так называть.
Много ещё всякого бывало, но этот случай на всю жизнь мне запомнился. А к старости лет меня ближе к лесу потянуло, вот и поселились здесь в Дружной Горке с дедом. Жаль, что он не долго прожил.
А теперь пора спать, малыш.
Бабушка ласково погладила меня по голове.
От её прикосновения я словно очнулся. Ее голос и её приключения так меня заворожили, что я и не заметил, как история закончилась.
Костер догорал, но она подкинула в него последнее полено. У меня глаза слипались.
– Иди, Костик, ложись, – повторила баба Галя. – Сейчас догорит, и я приду.
Я поднялся и вяло поплелся в палатку. Заглянул внутрь: мама с папой уже заснули. Я залез в спальный мешок и задумался о бабушкиной истории.
Выходит, что ей сон приснился… Или ей в самом деле её призраки Тарасовки помогли? Сейчас в темноте леса в это легко было поверить.
Тогда я не удержался, вылез потихоньку из мешка и выглянул из-за брезентового полога посмотреть на бабушку: что она там делает?
Баба Галя сидела у костра и глядела на огонь, который плясал перед ней прямо в раскрытой ладони. Я потер глаза, но видение не исчезло.
Она сомкнула ладонь, и костер тоже стал угасать.
Тут папа заворочался во сне, я скорее отдернул полог и вернулся на свое место.
В спальном мешке было уютно и тепло. Папа тихонько похрапывал.
"Только прежней тебе уже не быть" – пронеслось предупреждение в голове.
С этой мыслью я и уснул.
***
Мне снился пригорок в лесу среди болота. На нем стояла брезентовая палатка, а рядом горел костер. Вокруг костра собрались люди. Они разговаривали, смеялись, передавали во кругу флягу и пели «Катюшу». А услышав громкий смех, я узнал среди них бабу Галю. Рядом с ней сидел парень в гимнастерке, его я видел на фото – это Миша Попов, бабушкин штурман. С другой стороны сидел мой дед, такой, как я помню: с белой бородой и в вечном ватнике. Остальные были в обычной одежде, не военной.
Высокая худая женщина в платке со строгим лицом красиво пела и улыбалась. А напротив неё дымил махоркой крепкий старик…
***
Утро выдалось более приветливое, чем вчерашняя серость: солнце золотило верхушки елок. Мама подняла всех ни свет ни заря. Мы с папой, ворча, умывались в ручье. А я поискал глазами бабушку.