Я отправился к внешней стороне стены – к самому краю пропасти, оставив Тоннисона копаться среди камней и обломков, и приступил к изучению поверхности земли возле самого края обрыва, чтобы выяснить, не обнаружится ли там других следов сооружения, от которого остались одни руины. Но, самым тщательнейшим образом обследовав почву, я так и не нашел никаких следов здания, прежде стоявшего на этом месте… Изумление мое возрастало и возрастало.
Тут до меня донесся зов Тоннисона: он взволнованно выкрикивал мое имя, и без промедления я поспешил вдоль скалистого выступа обратно к руинам. Я боялся, что он чем-то поранился, и только потом понял: Тоннисон наверняка нашел нечто особенно интересное.
Добравшись до обрушившейся стены, я обошел ее и обнаружил Тоннисона посреди небольшой ямы, выкопанной им в осыпи; мой приятель как раз стряхивал грязь с похожего на книгу предмета – мятого, ветхого – и каждую секунду или две выкрикивал мое имя. Завидев меня, он немедленно вручил мне свою добычу и распорядился, чтобы я убрал ее в мешок, подальше от влаги, пока он будет доканчивать свои исследования. Так я и поступил, сперва, впрочем, бегло перелистав страницы, тесно исписанные вполне разборчивым аккуратным старомодным почерком. Лишь посредине грязь и сырость попортили много страниц – там, где книжку перегнули пополам. В таком положении, по словам Тоннисона, он и нашел ее; повреждения эти, по всей видимости, были причинены камнепадом. Любопытно заметить, что книга оказалась сухой, так как камни надежно укрывали ее от влаги.
Упрятав томик в надежное место, я вернулся и предложил Тоннисону свою помощь в затеянных им раскопках; после часа работ, перевернув едва ли не всю груду обломков и камня, мы не нашли ничего, кроме ломаных досок, возможно составлявших часть стола или скамьи; наконец мы оставили поиски и спустились по скале обратно – к надежной земле.
Потом мы обошли кругом огромную пропасть… Казалось, что ее ограничивает почти идеальная окружность, из которой, нарушая симметрию, выдавалась лишь увенчанная руинами скала.
Тут Тоннисон заметил, что наша бездна представляет собой не что иное, как колодец или жерло, уходящее в самые недра земли.
Потом мы вновь обратились к окрестностям и, заметив прогалину к северу от пропасти, направились к ней.
Здесь – в удалении от огромного жерла – располагалось большое и тихое озеро; гладкую поверхность его лишь в одном месте возмущало бурление струй.
Удалившись от пасти бездны, мы могли теперь спокойно говорить друг с другом, не напрягая голоса, и, интересуясь мнением Тоннисона обо всем этом урочище, я сказал, что оно мне не по душе и чем скорее мы оставим его, тем лучше.
Он кивнул в ответ и бросил короткий взгляд за спину – в сторону зарослей. Я спросил, в чем дело, полагая, что он услышал что-то или увидел. Тоннисон не ответил. Он молча прислушивался; я тоже не нарушал безмолвия.
Вдруг он заговорил:
– Внемли! – прозвучало отрывистое слово. Я мельком поглядел на него – а потом повернулся в сторону леса и невольно затаил дыхание. Минута прошла в напряженном молчании. Я ничего не слышал и уже повернулся к Тоннисону, чтобы сказать об этом; но не успел раскрыть рот, как из леса слева от нас донесся заунывный вой, проплывший среди деревьев, потом зашелестели листья – и настала тишина.
Тут Тоннисон положил мне ладонь на плечо.
– Идем отсюда, – проговорил он и неторопливо направился в ту сторону, где кусты и деревья казались реже. Последовав за ним, я заметил, что солнце уже опустилось, а в воздухе почувствовался холодок.
Тоннисон молча шагал вперед. Мы оказались уже среди деревьев; я то и дело нервно оглядывался, но ничего не замечал, кроме неподвижных ветвей, стволов и густых зарослей. Мы шли дальше, и ни один звук не нарушал тишины, только изредка под нашими ногами похрустывали ветви. Но несмотря на безмолвие, я с ужасом ощущал: мы здесь не одни. Я буквально жался к Тоннисону и дважды неуклюже наступил ему на пятки… оба раза он промолчал. Минута, другая – и мы наконец достигли окраины зарослей, за которыми начиналась привычная скалистая пустошь. Только тут сумел я избавиться от ощущения ужаса, никак не оставлявшего меня в чаще.
Мы удалялись; когда издали вновь донесся этот вой или стон, я постарался убедить себя в том, что виной тому ветер, – хотя вечер был совершенно тихий.
Наконец Тоннисон заговорил.
– Знаешь что, – решительно произнес он, – я не решился бы заночевать в этой чаще даже за все богатства мира. Есть в ней нечто нечистое… бесовское. Я вдруг понял это после твоих слов. Почему-то мне показалось, что весь этот лес кишит мерзкими тварями, – ты ведь и сам ощутил это!