– А что насчет коренастого парня в блестящем сером костюме и с густыми бровями? Называет себя Ларсен. Швед.
– Знаю только, что он Ларсен и швед.
– Он русский. Три года назад был большой шишкой в советском Министерстве обороны. Сейчас руководит неким процветающим агентством, продающим физиков и инженеров восточного блока западным фирмам. Двадцать тысяч долларов в месяц, многие на это клюют. Ваш господин Ларсен своего не упускает. Попутно торгует оружием. Если вам нужно купить пару сотен танков «Т-72» или несколько ракет типа «Скад» у русских из-под прилавка, мистер Ларсен к вашим услугам. Биологическое оружие идет на ура. А что это за британцы, похожие на военных?
Джонатан припомнил двух типов в английских блейзерах с нарочито развинченной походкой.
– А что они? – вопросом на вопрос ответил он.
– Они действительно приехали из Лондона, но зовут их не Форбс и не Лаббок. Штаб-квартира у них в Бельгии, а специализация – поставка военных инструкторов великим безумцам мира сего.
«Брюссельские парни», Джонатан почувствовал, что начинает следить за нитями, из которых Берр плел замысловатый, но узнаваемый узор. «Солдат Борис». Кто следующий?
– А этого припоминаете? Вы его не описывали, но, мне кажется, он был среди тех джентльменов, которых наш приятель принимал на первом этаже в конференц-зале.
Говоря это, Берр вытащил из бумажника небольшую фотографию и передал через стол Джонатану, На ней был человек за сорок с узкими, поджатыми губами и унылыми, невыразительными глазками. Кроме того, у него были круто вьющиеся черные волосы и нелепый золотой крест огромных размеров на груди. Снимок был сделан в яркий солнечный день и, судя по тени, чуть ли не в полдень.
– Да, – сказал Джонатан.
– Что «да»?
– Он раза в два ниже всех остальных, но они считались с ним. В руке черный портфель, слишком большой для его роста. Носит ботинки на платформе.
– Швейцарец? Или англичанин? Как вы полагаете?
– Скорее какой-нибудь латиноамериканец. – Он вернул фотографию. – Впрочем, кто его знает. Может быть, араб.
– Его зовут Апостол, хотите верьте, хотите нет. Апо – для краткости. – «Или мистер Аппетит, для солидности», – подумал Джонатан, вспомнив, что кричал Коркоран своему боссу из-за двери. – Он грек. Эмигрировал в Америку. Доктор права в Мичигане. Великий и досточтимый. Прохвост из прохвостов. Адвокатские конторы в Нью-Орлеане, Майами и Панама-Сити, все безупречно респектабельные местечки, как вы, без сомнения, знаете. Помните лорда Лэнгборна? Сэнди?
– Конечно. – Ну как Джонатан мог забыть до противности конфетного молодого человека с конским хвостом на затылке и вечно угрюмой женой под боком.
– Тоже чертов законник. Адвокат Роупера. Апо и Сэнди вместе обделывают дела. Весьма прибыльные, надо сказать.
– Понятно.
– Ничего вам еще не понятно, вы только начинаете понимать. Кстати, как ваш испанский?
– Хорошо.
– Должно быть, больше чем хорошо. Я не прав? Восемнадцать месяцев в Мадриде, с вашими способностями... он должен быть абсолютно безупречен.
– Я немного разговорился, и только.
Наступила короткая пауза: Берр откинулся на спинку кресла, пока официант убирал со стола тарелки. Джонатан, к своему удивлению, чувствовал внутренний трепет: в нем проснулось долго дремавшее желание действовать. Казалось, он все ближе подбирается к какой-то незримой цели.
– Надеюсь, не спасуете перед десертом? – воинственно спросил Берр, когда официант вручил каждому карту вин.
– Боже упаси.
Они принялись за пюре из каштанов со взбитыми сливками.
– А Корки, майор Коркоран, ваш брат солдат, его подручный, – сказал Берр тоном человека, который приберег лакомство на закуску. – Что вы о нем выяснили? Почему вы смеетесь?
– Он очень забавный.
– А что еще?
– Подручный, как вы и сказали. Мажордом. Он все подписывает.
Берр схватился за последнее слово, словно только его и ждал целый вечер.
– И что же он подписывает?
– Регистрационные бланки, счета...
– Счета, письма, контракты, отказы, требования, гарантии, отчеты, фрахтовые ведомости, чеки, – возбужденный Берр не в состоянии был остановиться, – докладные о транспортных расходах, разрешения на грузовые перевозки и длиннющий список документов, подтверждающих, что если где-то что-то не так, мистер Роупер здесь ни при чем, спрашивайте с его смиренного слуги майора Коркорана. Очень богатый человек – майор Коркоран. Сотни миллионов на его личном счете, только завещаны они Роуперу. Нет ни одного грязного дела, обделанного Роупером, которое не было бы скреплено подписью Корки. «Коркс, быстрее сюда! Читать не надо, только подпись, дружок. Хороший мальчик. Заработай еще десять лет тюрьмы Синг-Синг».
Страстность, с которой Берр произнес этот монолог, резкие перепады голоса, когда он передавал речь Роупера, дали новый толчок их ровно текущей беседе.
– По документам он чист, – признался Берр, приблизив свое бледное лицо к Джонатану. – Можно смотреть за двадцать последних лет, и ничего не найдешь, кроме пожертвований в пользу церкви. Да, я ненавижу его. Допускаю. Но у вас не менее веские причины. После того, что он сделал с Софи.
– О, с этим нет проблем.
– Точно нет?
– Не имеет ко мне отношения.
– Что ж, продолжайте в том же духе. Я скоро вернусь. Подождите.
Застегнув пояс на брюках, Берр удалился в туалет, а Джонатан почувствовал какой-то странный подъем. Ненавидеть? До сих пор он не позволял себе этого удовольствия. Он мог прийти в ярость. Им могла овладеть скорбь. Но ненависть, как и страсть, если у нее нет благородного объекта, казалась ему чем-то низменным, а Роупер, листающий каталог «Сотби», и его очаровательная любовница пока ему таковыми не представлялись. Но как бы там ни было, мысль о ненависти, поджигаемой убийством Софи, – ненависти, которая, возможно, увенчается местью, – мысль эта начала занимать Джонатана. Это было как обещание великой любви в туманном будущем. И Берр сам себя назначил главным сводником.
– И все-таки почему? – продолжал Берр, усевшись с комфортом на прежнее место. – Вот о чем я не перестаю себя спрашивать. Почему он так поступает? Почему мистер Джонатан Пайн, безупречный служащий, с величайшим риском для своей карьеры крадет факсы и доносит на выгодного клиента? Сперва в Каире, потом – в Цюрихе. Особенно после того, как вы на нас рассердились. И правильно сделали. Я тоже на нас рассердился.
Джонатан притворился, будто никогда не задавался этим вопросом.
– Это просто делаешь, и все.
– Неправда. Только звери живут инстинктом. Вы решились на это. Что вас побудило?
– Что-то подтолкнуло, наверное.
– Что подтолкнуло? Почему перестало подталкивать? Что могло бы снова подтолкнуть?
Джонатан вздохнул, но ничего не ответил. Им вдруг овладела непонятная ему самому злость.
– Если кто-то загнал целый арсенал оружия египетскому подонку – и он англичанин – и ты тоже англичанин – и назревает война – и Англия будет воевать на противоположной стороне...
– А ты еще вдобавок был солдатом...
– ...Это просто делаешь, и все, – повторил Джонатан, чувствуя, как к горлу подкатывает комок.
Берр отодвинул в сторону пустую тарелку и перегнулся через стол.
– Что движет скалолазом? Что побуждает его идти на риск? Постоянно грызущая изнутри ненасытная крыса. И в вас живет такая крыса, причем огромная. Вы унаследовали ее от отца. Он ведь тоже был тайным агентом. Да вы и сами знаете.
– Нет, я не знал, – вежливо ответил Джонатан, чувствуя приступ тошноты.
– Его одели в форму только перед тем, как предать земле. Вам не рассказывали об этом?
На лице Джонатана появилась ровно ничего не выражающая улыбка первоклассного служащего первоклассного отеля. Деланно спокойным голосом он произнес:
– Нет, не рассказывали. Правда нет. Странно. А вы полагаете, должны были?
Берр покачал головой, как бы говоря, что действия гражданских чиновников остаются для него загадкой.