То была радость, которую дарила людям шлюха, то была печаль, что доставалась на ее долю.
Глаза у Карин Ярочки блестели, руки ее горели огнем, но это не был огонь желания.
— Вот что, ягодка: сегодня ты пойдешь со мной.
Тут он встал, и бердникова дочка пошла за ним из землянки. Сухие ивовые прутья заныли и застонали, будто сетуя, что им приходится выпускать бердникову Карин с Хансом из Ленховды.
Они направились в рощу за домом, где стояли березы с голыми ветвями. Там они остановились и огляделись.
— Осенняя листва на земле мокрая и холодная, — сказала Карин.
— У тебя тело молодое. Согреет! — ответил Ханс.
Как только заплечных дел мастер вышел из землянки, лесной вор и его пособник осмелились говорить громче. Габриэль опять вынул кошель и пересчитал деньги.
Слепая сказала:
— Кто это сейчас вышел?
— Это наша Карин пошла в лес за дровами, — ответил бердник.
— А кто пошел с него?
— Успокойся, матушка! С нею и с нами господь бог наш ныне, присно и во веки веков, — ответил Габриэль.
Немного погодя Ханс и бердникова Карин возвращались из рощи. Осенняя земля была холодна, но руки молодой женщины горели огнем. По дороге они вели разговор. Палач говорил громко, голос Карин звучал просительно:
— Так вы ничего и не дадите мне, Ханс?
— Я привык держать свое слово, а тебе я ничего не обещал.
— Может, вы дадите хоть одну марку?
— Нет, ягодка моя.
Палач еще не остыл от объятий, глаза его покрылись красными прожилками и влажно блестели.
— Однажды я снял с тебя на ночь колодки. Чего тебе еще надо, чертова шлюха?
— Хоть одну денежку!
— Нет, моя ягодка!
— За что ж вы меня обижаете?
— Молчи! — рявкнул Ханс на Карин. — Молодая, а клянчишь, как старая шлюха. Дать тебе пинка в зад — это я могу!
Карин Ярочка заплакала, закрыв лицо руками:
— У нас в котле вороньи ноги варятся, нам больше нечего есть.
— Да замолчишь ли ты?!
Он угрожающе взмахнул ногой, обутой в тяжелый сапог, и перепуганная Карин пустилась бегом в землянку. Она вытерла глаза правым черным рукавом и начала раздувать под котлом огонь, который погас, пока она ходила в рощу. Красного и черного цвета были рукава у платья шлюхи.
— Карин — одна у нас отрада, — сказал Габриэль, обращаясь к Угге, и посмотрел на дочь, сидящую у очага. — Без нее нас с матушкой уже давно бы не было на свете.
Но Угге слышал, как плакала Карин Ярочка, и перед тем, как уйти из дома Габриэля, он поговорил с ней. Потом он решил потолковать с Хансом из Ленховды.
Угге пустился догонять Ханса по тропе к Бидалите и вскоре увидел его впереди себя. Он прибавил шагу, нагнал его, и они пошли вместе.
Ханс из Ленховды был не в духе. Щеки у него горели огнем, но густая борода скрывала их, и Угге ничего не заметил.
Они шли молча, потом Угге сказал:
— Ты был в лесу с дочкой Габриэля и ничего ей не дал.
— Тебе-то какое дело, ворюга?
— Я думал, Ханс, что ты человек честный.
Ханс из Ленховды остановился:
— Ты что же, укорять меня вздумал?
— А зачем ты бедняков обижаешь?
— Какое мне дело до твоих воропрятов?
— Полно тебе браниться, Ханс. Кто ты сам-то есть? Безухий!
Палач изменился в лице. Но Угге этого не заметил.
— Может, у тебя уши мерзнут? — продолжал он. — То-то ты никогда капюшон не снимаешь!
— Будет с меня! Не дам лесным бродягам над собой глумиться! — Правая рука его незаметно скользнула к ножу, а Угге опять ничего не заметил и не поостерегся. Палач быстро огляделся вокруг и подошел вплотную к Угге. — В тот раз я промахнулся, но с тобою я расправлюсь.
Его рука описала быструю дугу и погрузила длинный нож в грудь Угге. Это был ловкий, привычный удар.
— Ханс, да что же ты?.. Ханс, голубчик!..
Крик умирающего застрял в глотке, захлебнулся, сник до тоненького писка, превратился в клокотание и замолк. Угге опустился на землю меж молодых сосенок и вытянулся на спине.
Ханс из Ленховды воткнул нож во мшистую кочку и старательно вытер его. Потом он наклонился над упавшим, схватил его за густые рыжие вихры и перевернул вниз лицом. Голова лежащего беспомощно поникла. Угге был мертв.
Тогда палач направился напрямик через лес назад и Бидалите. Возле дома у проселочной дороги стояла, терпеливо ожидая, задрав заднюю ногу, облезлая колченогая кляча.
Накануне дня всех святых[40] жена сутарекульского мельника гнала коров из леса на водопой. Заметив, что скотина сбилась в кучу в сосеннике и топчется, испуганно мыча, она подошла поближе и увидела, что в лесу лежит мертвое тело. Мельник дал знать о том ленсману Оке Йертссону из Хеллашё. Ленсман с двумя батраками пришел на то место, где лежал мертвый. Оказалось, что человек этот был убит и что лежал он в частом сосеннике неподалеку от землянки бердника Габриэля. Его уже сильно поклевали птицы — глазницы были пустые, а в черепе продолблены дыры, — и никто не мог сказать, что это за человек. Когда ленсман позвал присяжного Улу из Кальваму и людей из церковного совета, убитого все же признали. Был это Угге Эббессон из Блесмолы, по прозванию Блесмольский вор.