Но сколько ни вглядывались вперед, ничего не заметили: ни людей, ни подвод. И только негромкий голос откуда-то сбоку заставил их замереть и остановиться.
— Тихо, ни с места!
Из-за кустов вынырнули два парня в белых маскировочных халатах с автоматами в руках. Бесшумно скользя на лыжах, они подъехали ближе.
Таня назвала себя.
Парни проводили ее к командиру группы, которая расположилась за поворотом оврага, в ельнике. Здесь же были и лошади, запряженные в широкие сани-розвальни, застланные сеном. Таня насчитала около двенадцати подвод.
— Наконец-то! — бросилась она к командиру группы. — Мы уже готовы... — И Таня доложила, что путь к дому свободен, полицай связан и лежит в сторожке.
— Это хорошо! — похвалил командир. — Значит, обойдемся без лишнего шума. — Он распорядился подогнать подводы поближе к детскому дому.
Партизаны и старшие детдомовцы вынесли из спален малышей, уложили в сани, прикрыли тулупами, сеном. С особой осторожностью уложили на сено больного Мишку Барсукова. Потом разместили на подводах старших ребят и воспитателей, все приготовленные вещи, не забыли прихватить и полицая Семенова.
Через полчаса погрузка была закончена. Командир приказал обозу трогаться в обратный путь.
— Куда мы теперь? — спросила Ефросинья Тихоновна, все еще не веря, что наконец-то кончились дни немыслимых бед и страданий, что ребят не увезут на чужбину, не лишат Родины.
— К своим едем, к своим, — сказал командир. — Пока у нас в лесу поживете, в лагере, а потом переправим вас в партизанский край, откроем детский дом.
Возчики погоняли лошадей. Повизгивая полозьями саней, обоз все дальше уходил в лесную глушь.
