— Три штуки, — запросил Чехлов почти двойную цену с явным расчетом, что мужик откажется. Но тот уже открыл переднюю дверцу:
— Как скажешь, шеф.
Эта покладистость Чехлову тоже не понравилась. Если бы собирался платить, наверное, поторговался бы. Атак вылезет и уйдет — драться с ним, что ли? Вещей никаких, если до Сокольников, мог бы и на метро, быстрей и дешевле. И уж совсем не обрадовало, когда мужик, обернувшись, открыл заднюю дверцу и крикнул кому-то:
— Давай!
Малого, который подбежал и устроился сзади, Чехлов толком не успел разглядеть — успел заметить в боковом зеркальце только кроссовки тоже со светящейся полоской.
Ладно, еще не ночь, да и Сокольники место людное и светлое.
До Сокольников, однако, не доехали, мужик, сидевший рядом, сказал:
— Здесь направо.
Свернули в боковую улицу, тоже, впрочем, довольно широкую. Но здесь фонари стояли редко, и сразу стало ясно, что день кончился: освещенная дорога была отчетлива, но пространства между домами почти черны.
— А здесь налево.
— Так там вроде дороги нет, — возразил было Чехлов.
— Дворами проедем, — успокоил тот, — тут два шага.
Слева торцами стояли дома, справа светлел в темноте серый цементный забор. У одного из домов Чехлов разглядел старую иномарку, вроде «вольво», но темную и пустую. А хоть бы и был водитель — что толку?
— Вот и приехали, — сказал мужик, — здесь опять направо.
Направо была не улица и не двор, а какой-то тупик между гаражами.
Вот уже минут десять Чехлов чувствовал, что влип, что добром это не кончится, надо что-то делать. Сейчас, однако, стало ясно, что делать уже нечего. Чехлов почти не удивился, когда в шею ему уперлась прохладная железка.
— Приехали, шеф, — сказал малый, сидевший за спиной, — выходи, только не торопись. И не оборачивайся. Медленно и плавно. Мы люди мирные, но скандалистов не любим.
Чехлов вылез из машины. Что делать, он понятия не имел. На всякий случай, сказал:
— Ребята, вы чего? Это же консервная банка, ржавая вся, вот-вот развалится.
— Новую надо покупать, — посоветовали из-за спины.
— На какие шиши?
Мужик, прежде сидевший с ним рядом, подошел спереди:
— Как — на какие? У тебя же заработки — ого! До Сокольников три штуки берешь… Ну-ка, руки в стороны.
Он сноровисто обшарил карманы куртки и брюк, выгреб все бумажки, попытался разглядеть, пожаловался:
— Темно, не видно не хрена. Но в общем-то порядочно. А говоришь — на какие шиши! — Он повернулся к напарнику: — Ну что, нужна нам тачка?
Тот бормотнул что-то невнятное.
— Ладно, хрен с ней, — решил мужик, — еще и вправду развалится.
— Руки можно опустить? — спросил Чехлов.
— Стой, как стоишь, — неожиданно жестко приказал тот. Видимо, он опять залез в машину, послышалось звяканье и шуршанье. Чехлов напрягся, сердце заколотилось — но что он мог сделать? Железка у затылка была тупая и гладкая, скорей всего ствол. Потом мужик, шаривший в машине, радостно выдохнул: — Ого! Да ты, шеф, прямо олигарх. Доллары в бардачке возишь.
Надо было что-то ответить, и Чехлов брякнул первое, что пришло в голову:
— Это не мои.
— А чьи же?
Снова отвечать нужно было сразу:
— Чепурного.
— А это кто? — поинтересовался малый, стоявший за спиной.
— Это большой человек, — сказал Чехлов и добавил бестолково: — Его убили недавно.
— Странно, — донеслось из-за спины, — больших не убивают. Убивают маленьких, как мы с тобой.
Чехлов похолодел. Что делать? Дернуться? Так ведь выстрелит, причем без всякого риска — кто услышит хлопок в этом тупике, а хоть бы и услышал, кому дело до чужих разборок…
— Маленьких не за что, — произнес Чехлов как можно спокойней, — маленькие никому не мешают.
Мужик, нашедший доллары в бардачке, сказал напарнику:
— А чего, может, и верно говорит, а? Умные, пожалуй, не мешают, это дураков приходится убирать.
Теперь они оба стояли за спиной у Чехлова.
— Запаска есть? — спросил мужик.
— Лысая вся, — отозвался Чехлов. Без особой надежды он бил на жалость, иного не оставалось.
— Запаска и нужна лысая, — утешил тот. После чего жестко произнес: — Стой и не двигайся. Ровно пятнадцать минут. Обернешься — пристрелим. Ясно?
— Куда уж ясней.
За спиной что-то зашипело, потом послышались шаги, быстро затихшие.
Чехлов стоял неподвижно минуты две. В тупике было совсем темно. Он медленно, осторожно, повернул голову. Несколько окон в торце ближайшего дома слабо светились. Парни отошли метров на сто, их спины были едва видны. Из проколотой шины с шипением выходил воздух. Сменить баллон? Но эти суки велели не двигаться пятнадцать минут.