— Не подведу, — пообещал твердо.
Курсант торжествовал. Он легко взобрался в кабину, пристегнул парашют и, оглядев приборы, подал команду провернуть винт. Лаптев взялся за конец лопасти. Капитан Чекунов наблюдал молча.
— От винта! — крикнул Акимов.
— Контакт! — отбегая, ответил Лаптев.
Лопасти качнулись, сделали рывок, другой и, завертевшись, быстро превратились в дымчатый круг. Мотор работал ритмично и чисто, на ручку управления передавалось его мерное биение. Акимов опробовал мотор на всех режимах и поднял руку. Капитан что-то крикнул, указывая на левый борт кабины, но из-за гула мотора ничего не было слышно. «Спрашивает все ли я сделал», — решил Акимов и кивнул головой. Чекунов махнул в сторону старта. Лаптев приложил руку к фуражке, затем вытянул ее горизонтально, разрешая выруливать.
На исполнительном старте Акимов еще раз осмотрел приборы, поправил летные очки. Дежурный на старте махнул белым флажком. Самолет побежал по зеленому полю, быстро увеличивая скорость. Толчки учащались, ослабевали и вскоре исчезли совсем — оторвался от земли и пошел ввысь. Прохладный освежающий воздух внезапно сменился теплым, Акимову показалось, что он окунулся в парное молоко. Самолет плыл в спокойном неподвижном океане. Хотелось петь, смеяться и кричать во всю силу своих легких. Наконец-то инструктор оценил его, Акимова!
Стрелка высотомера прошла цифру 200. Курсант плавно ввел машину в левый разворот и похвалил себя за мастерство — стрелки приборов неподвижно стояли на заданных цифрах. Приятно было чувствовать силу и власть над этой крылатой машиной.
После второго разворота Акимов перевел самолет в горизонтальный полет и уменьшил обороты. Посмотрел на землю. Внизу проплывала небольшая деревушка. Серые квадраты домов, окруженные садами, казались отсюда особенно красивыми. За деревушкой тянулась неширокая полоса леса, а за ней — поле. На поле работали женщины. «Может среди них и Зоя?» — подумал Акимов и на мгновение ему представилась светловолосая кареглазая девушка. С ней он познакомился еще весной и теперь встречался [179] почти каждую субботу и воскресенье. «Смотрит, наверное, сейчас на самолет и не знает, что в нем я».
Акимов качнул ручку влево, вправо, самолет перевалился с крыла на крыло. Женщины замахали руками, белыми косынками. Акимов улыбнулся и качнул еще раз. И вдруг мотор, будто поперхнувшись, заглох. Курсант увидел, как стрелка указателя скорости поползла влево. Он отдал от себя ручку управления. Самолет клюнул носом, мотор заработал, но едва Акимов взял ручку на себя, как он замолк снова.
«В чем дело?» — недоумевал курсант. Однако размышлять о причинах неисправности не было времени. Высота падала, надо была искать площадку для посадки. Акимов посмотрел на землю. Полоса леса уплывала назад, на смену быстро надвигалось зеленое поле. Но оно не обрадовало его: лощины, холмы, канавы. Посадка на такую площадку невозможна. Быстро огляделся. У обрывистой реки виднелось маленькое плоское местечко. Акимов подвернул туда.
Земля быстро приближалась. Чем ниже самолет подлетал к площадке, тем отчетливее Акимов понимал, что она слишком мала для посадки. Но другое решение было принимать поздно. И вряд ли его можно было найти.
«Надо точно рассчитать и сесть на минимальной скорости в самом начале площадки». Акимов прикинул свои возможности. Выходило, что самолет сядет только посередине. На пробег оставалось не более ста метров. Этого явно не хватало. Курсант положил самолет на левое крыло и дал вправо педаль руля поворота. Машина со скольжением круто пошла вниз. На высоте около семи метров Акимов убрал крен, легким движением потянул на себя ручку. Навстречу ринулась высокая трава. Ручка управления дошла до упора, самолет занял трехточечное положение и мягко коснулся земли. Скорость уменьшалась, но быстрее ее уменьшалось расстояние до обрыва. Акимов почувствовал, что спина и грудь его покрылись потом. Он стиснул зубы и стал быстро толкать то одну, то вторую педаль, пытаясь рулем поворота погасить скорость, и подействовало — скорость заметно упала. А когда до обрыва осталось метров десять, Акимов резко послал до упора левую педаль и прижал ее. Правое крыло, опережая левое, метнулось над обрывом...
Стало тихо. Слышно было, как трещали в траве кузнечики, звенели в вышине жаворонки, Акимов облегченно [180] вздохнул и откинулся на спинку сиденья. Он глядел на голубое чистое небо, ни о чем не думая, ничего не замечая. Напряжение сменилось усталостью. Не хотелось отнимать голову от прохладного дерматина спинки сиденья.
Полузабытье нарушил приближающийся рокот мотора. Акимов повернул голову. К месту его посадки шел самолет. Снизившись, он пролетел метрах в двадцати от Акимова. По номеру самолета курсант узнал капитана Алешина, инструктора второй группы. «Сейчас доложит Чекунову, — подумал он. — А все же, что случилось с мотором?»
Акимов решил выяснить причину до приезда инструктора. Он отстегнул привязные ремни, лямки парашюта, снял шлем и, положив его на сиденье, собрался выйти из кабины. Внезапно взгляд его упал на топливный кран. Зеленый рычаг был в верхнем положении. В груди курсанта похолодело. «Так вот в чем причина! После запуска мотора забыл переключить кран с верхнего бачка на основные... выработал горючее».
Акимов в оцепенении смотрел на кран. Теперь стало ясно, о чем пытался напомнить инструктор, когда разрешал выруливание. Перед глазами появилось суровое, с ястребиным носом лицо капитана Чекунова. «Вот и отлетался, — на глаза Акимова навернулись слезы. — Что теперь делать? Что делать? — Он кусал губы. А что если... Ведь стоит только опустить кран вниз и все останется тайной. Пусть ищут в моторе». От этой мысли ему сделалось жарко... Акимов не смог сидеть больше в кабине.
Газик свернул с дороги и, не сбавляя скорости, помчался к самолету. Метрах в десяти шофер затормозил. Чекунов на ходу выпрыгнул из машины и широким шагом пошел навстречу Акимову. Курсант, не дойдя до него, остановился, вытянул руки по швам.
— Товарищ капитан, — голос Акимова дрожал, — произвел вынужденную посадку из-за... забыл переключить кран топлива, — он виновато опустил голову, готовый услышать самый суровый приговор.
Чекунов резко повернулся и, не говоря ни слова, быстро прошел к самолету. Одним рывком взобрался на плоскость, несколько секунд молча смотрел в кабину, потом, спускаясь на землю, мельком взглянул на Акимова. Этого было достаточно, чтобы увидеть полные негодования глаза капитана. Он обошел вокруг самолета и стал осматривать площадку. Над обрывом остановился, задумался, будто [181] подсчитывая сколько сантиметров отделяло Акимова от гибели. Потом поднял голову, посмотрел еще раз вдоль площадки, откуда самолет начал пробег, и повернулся к курсанту.
— В следующий раз придется с тобой сажать попугая, может, вдвоем не будете забывать. А с посадкой ты справился мастерски, — сказал он сухо, но в голосе уже не было прежней суровости.
Командирская наука
Лейтенант Анатолий Супрун тяжелыми шагами мерил самолетную стоянку, изредка бросая тоскливый и завистливый взгляд в небо, где, как молнии, проносились серебристые «миги», оставляя на голубой глади легкие белопенные полосы. Полк проверяла летная комиссия из вышестоящего штаба. А его, лейтенанта Супруна, в полеты не включили. Получается так, будто он, лейтенант Супрун, летает хуже других. Но ведь прошло уже больше года, как он прибыл из училища, недавно сдал зачеты на класс. И как сдал, на пятерку! Проверял сам генерал. Да и в училище одним из первых вылетел самостоятельно на учебном самолете, в числе первых приступил к полетам на боевом.
Технику пилотирования на выпускных экзаменах у Анатолия принимал сам начальник училища и поздравил крепким рукопожатием. Потом с ним в воздух поднялся Герой Советского Союза, прославленный летчик. Когда сели, он похлопал Анатолия по плечу и сказал: «Молодец! Добрый из тебя выйдет пилот, если и дальше будешь так стараться...»