– Вижу одного! – завопил Ризоп. – Прямо перед нами на нашей высоте.
Инстинктивно я снял предохранитель с пушки большим пальцем правой руки; вспыхнули шесть красных лампочек. Оружие готово, но томми исчез.
– Он повернул направо! – крикнул Ризоп, выглянув из кабины.
Я толкнул ручку управления в нейтральное положение, но тьма защитила врага, полностью укрыв его.
– Если бы вы не занялись пушкой, он не ускользнул бы от нас, – добавил радист.
Пришлось признать, что в предвкушении боя я сначала подумал о пушке: обладание таким мощным оружием очень успокаивало.
– Не переживай, Ризоп, – сказал я, – скоро найдем другого.
Мы продолжали рыскать по небу, но казалось, что томми удрали. Наши глаза устали от напряжения. За каждой звездой, за каждым облаком мерещился британский самолет.
– Ну, – сухо заметил Ризоп, – похоже, таблетки для улучшения зрения, которыми нас пичкают, не очень помогают. Я уж не говорю о сырой брюкве, которую врач заставляет есть каждый вечер. – Ризоп попытался еще раз связаться с наземным постом наведения и проворчал: – Давно пора поставить на борту радар.
Охота продолжалась. Каждую секунду мы надеялись обнаружить врага, но видели лишь облака и звезды. Радиопередатчик молчал, и мы сохраняли курс 130.
– Где мы точно? – спросил я Ризопа, пытаясь разобраться в карте в тусклом свете фонарика.
– Хотел бы я знать. В эфире молчание, как в могиле.
Судя по полетному времени, мы где-то в окрестностях Шлезвига. Топлива было достаточно, и я продолжал полет, еще надеясь схватиться с врагом. Тщетная надежда. После пересечения береговой линии британцы шли тем же курсом минут десять, а затем резко повернули на 180 градусов, опустились до высоты 5000 футов и направились к Гамбургу. Когда наземный пост наведения получил эту информацию, мы уже были вне досягаемости ее сигнала.
Буря покончила с нашей надеждой поразить первую цель, и мы сосредоточили усилия на определении собственных координат. Ризоп выдвинул антенну и попытался сориентироваться по радиокомпасу, так как о радиотелефонной связи нечего было и думать. Он непрерывно передавал наш кодовый номер, и после долгого ожидания наземный пост наведения в Шлезвиге ответил азбукой Морзе, но прием был таким слабым, что сигналы заглушались помехами. Что же дальше? Последней надеждой, за которую мы цеплялись как за соломинку, была наша собственная засечка. Ризоп перешел на волну радиомаяка близ Шлезвига, чей позывной очень слабо слышался в наушниках. Радиопеленг показал наш новый курс – 70 градусов.
– Ризоп, это невозможно. Мы должны быть к юго-западу от Шлезвига.
– Если думаете, что сможете определиться лучше, попробуйте сами, – съязвил радист.
Новая попытка закончилась тем же результатом – 70 градусов. Я считал это невероятным и сбросил высоту, чтобы увидеть землю. Погода улучшилась, но ветер не стихал. На высоте 3000 футов я прошел сквозь последнее облако и увидел под собой нечто темно-серое. Никаких огней, никаких маяков, ни одного ориентира, сплошная серость. Если бы не приборы ночного пилотирования, мы бы безнадежно заблудились. Я встревожился, и даже Ризоп потерял самоуверенность.
– Ну, Ризоп, дружище, – спокойно сказал я, – или ты как следует сориентируешься, или мы очень скоро будем плескаться в воде.
В радиопередатчике что-то постоянно потрескивало и шипело, но в конце концов Ризоп добился приличных результатов и радостно сообщил:
– Новый курс 200 градусов.
То есть практически противоположное направление. Я вздохнул с облегчением и лег на новый курс. Теперь мы летели на высоте 1000 футов, а под нами во все стороны до горизонта расстилалось море. Буря унесла нас далеко в открытое море, и теперь, возвращаясь к побережью, приходилось бороться с ветром. Минуты казались бесконечными, но радиоприем улучшался, и можно было предположить, что мы на верном пути. Мои глаза сверлили ночную тьму в поисках малейшего признака света. Наконец вдали я увидел слабое сияние трех прожекторных лучей, вонзившихся в небо. Это означало, что нас уже объявили опоздавшими, и все наземные посты наведения дают нам ориентиры.
Ну, подумал я, там, где прожекторы, там и земля. Медленно приближаясь к мигающим лучам, мы выключили навигационные огни и включили опознавательные. Ризоп узнал в замеченной нами прожекторной батарее ту, что находится восточнее Эккернфёрде. Все закончилось благополучно. Обильно потея, мы приземлились на родном аэродроме. Давно вернувшиеся товарищи встретили нас как заблудившихся овечек, но не преминули посмеяться.