Сэр Гектор отыскал глазами Родни и весело прокричал:
— Горячий выдался денек, капитан! Будем надеяться, они не пожалеют на меня снарядов. Не думаю, что у них так уж много осталось.
Смысл его замечания как будто дошел до врагов, и одно за другим их орудия захлебнулись. Генерала окружал ореол черного дыма и розовой пыли, а в доме за его спиной потихоньку разгорался огонь. Он сказал:
— Иди-ка сюда, мой мальчик.
Пошатываясь, Родни вскарабкался по единственной узкой лестнице. На крыше он обнаружил, что сэр Гектор все это время стоял и продолжает стоять на груде кирпича. Коротышка посмотрел по сторонам.
— Как думаешь, они пойдут снова?
— Да, — вяло ответил Родни. Конечно, они пойдут снова.
— Вера — прекрасная вещь. У тебя отличный полк, капитан.
— Они бы уже были здесь, будь у них сколько-нибудь приличный командир. Это просто бойня! — взорвался Родни.
Сэр Гектор поднес к глазу подзорную трубу, и, глядя направо, мягко сказал:
— Знаю, капитан, знаю. И ни малейшего следа их кавалерии. Наши выставили патруль на опушке рощи. Двоих. Их время еще не наступило. Победа или поражение будут зависеть от них — от двух туземных офицеров и девяносто восьми улан Бомбейской кавалерии.
Он сунул подзорную трубу под мышку, слегка выпятил челюсть и продел руку за отворот сюртука. Потом продолжил:
— Через несколько минут, капитан Сэвидж… Может, я был неправ. Но, все же, — в его голосе зазвучал металл — уж если после сотни лет господства в этой чертовой стране мы не можем доверять никому, тогда мы заслуживаем кары, которую вне всякого сомнения ниспошлет нам Господь в своей премудрости.
А Робин? А Кэролайн? Неужели Господь в своей премудрости позволит моим любимым гореть на медленном огне только потому, что нам не хватило мудрости?
— Они идут! Стоять! Стоять!
Это был его собственный голос.
Вражеские колонны в третий раз появились из-за кустов и быстро спустились к реке. Это все еще были колонны, но с сильно растянутыми шеренгами. Их осталось только шесть, составленных из двух сипайских полков, и оркестр в этот раз не играл. Он увидел барабанщика Тринадцатого полка, гиганта ростом шесть футов четыре дюйма, с винтовкой в руке в первой шеренге средней колонны. Генерал махнул рукой, посыльный помчался с поручением, запели трубы. Гренадеры вываливались из укрытий за городскими домами в узкие проулки. В то же мгновение вражеские пушки снова открыли огонь и снаряды стали рваться у выходов из города. Гренадеры подались назад, и у выходов стали громоздиться мертвые и раненые. Воздух с каждой секундой становился все гуще, и дышать было все труднее. Сипаи упорно брели вперед, их угрюмые силуэты едва проступали на черно-сером фоне, пронизанном воем орудий и оранжевыми всплесками взрывов. Каждый батальон потерял до двух третей личного состава. Гренадеры тоже несли тяжелые потери, в растерянности мечась под градом снарядов. Две оставшиеся шестифунтовые пушки успели выстрелить только один раз, после чего сразу четыре вражеских ядра одним взрывом уничтожили оба орудийных рассчета. От артиллерийского обоза бежали люди, чтобы встать на смену. В сгущающемся мраке над водой вспыхивали и сверкали огни выстрелов.
— ОГОНЬ! Заряжай! Товсь!.. ОГОНЬ! ОГОНЬ! ОГОНЬ!
Шесть колонн, алых и темно-зеленых, приближались все ближе и ближе. Британский флаг упал и какой-то сипай подхватил его. Продолжая отчаянно палить из винтовок, люди бросали быстрые взгляды в сторону рощицы и что-то бормотали про себя. Передние ряды сипаев образовали стрелковую цепь, и, шлепая по воде, растянулись полумесяцем. Беспорядочные выстрелы гренадеров больше не причиняли им вреда: слишком много было мишеней, слишком много алых и зеленых точек рвалось вперед. Центральная колонна стала разворачиваться в шеренгу. Треск выстрелов прекратился. Демпси прокричал:
— Штыки… примкнуть!
Узкие стальные лезвия щелчками насаживались на стволы.
Сэр Гектор сбежал вниз по ступеням, вытащил саблю, почти такой же величины, как он сам, ловко залез на стену, и застыл на ней, слегка покачиваясь, и не сводя глаз с воды. В манговой роще было темно и тихо, мимо спокойно текла река. Наблюдая за ним, Родни увидел, как он открыл было рот, поколебался и закрыл его снова. Он понимал весь ужас решения. Гренадеров могла спасти только штыковая атака. И как только она начнется, ничто не сможет остановить вражескую кавалерию — если этого не сделают уланы.
Взрывной волной с головы генерала снесло украшенную плюмажем шляпу. Он взмахнул саблей и вежливо произнес:
— Мы встретим их в штыки. Гренадеры, прошу!
Родни перемахнул через стену и помчался по изрытому снарядами склону. Справа и слева колыхались штыки, и в ушах звучало хриплое «Ура!». Сипаи дали беспорядочный залп и тоже бросились в штыки. Сэр Гектор несся впереди всех, его лысая голова сияла от пота, он высоко поднимал колени и вытягивал носки, и никто не мог его догнать. На бегу до Родни донеслись звуки трубы, и он услышал, как выдохнул атакующий рядом гренадер. Он глянул направо.
Над урезом воды мерцали серые с серебром мундиры кавалеристов Шестидесятого полка. Они в полном боевом строю выезжали из-за кустов и легким галопом скакали к реке. Трубы заливались страстным певучим зовом. Кэролайн! О, Кэролайн!
Больше у него не было времени смотреть, но и сражаясь, он сознавал, что эскадроны Шестидесятого полка один за другим спускаются к переправе. Полный бред — бить прикладом сипая Рупчанда; с криком «Ура!» вонзать штык в зеленый мундир наика Махдева, как раз под третьей черной пуговицей. Ничто на свете — даже рассвет десятого мая — ничто не может стереть память об одиннадцати годах. Безумие, безумие и ночной кошмар. Они так резко выделялись в своих зеленых мундирах среди алых гренадеров. И все они узнавали его. Он не мог удержаться от сумасшедшего смеха, когда в момент узнавания одни отводили дуло, а другие наоборот, начинали целиться тщательнее, чтобы попасть наверняка. Эти, должно быть, вожаки. Среди них был и наик Парасийя в плохо сидящем майорском мундире — мундире Вонючки Андерсона.
И краем глаза он замечал, что происходит справа: окруженные бурлящей водой конские тела, пробивающиеся к берегу; разрывающиеся среди них снаряды, вносящие сумятицу в стройные ряды; какой-то всадник поворачивает назад; еще один спотыкается, падает с коня и беспомощно рушится в реку. Сверху лился чугунно-серый свет, жара все усиливалась, а в манговой роще стояла тишина.
В десяти ярдах от себя он заметил парчовый кафтан девана и оцепенел от дикого желания убить. Он бросился прямо к нему, прокладывая себе путь широкими взмахами винтовки. Никто не слышал пушек; винтовки тоже молчали; рукопашная шла под тяжелый хрип и невнятный мат. Он сбил с ног Парасийю, затоптал его под воду и выхватил его саблю. Рядом с ним прикладами и штыками пробивался вперед клин гренадеров. Деван оскалил зубы, взмахнул усыпанной драгоценными камнями саблей, и пришпорил коня. Полковое знамя ринулось следом.
Обезумевшая от ужаса лошадь налетела на Родни, и он всем телом откинулся назад, выбросив руку с изогнутым лезвием, засиявшим серебром на черном небе. Они были как сцепившиеся псы. Единственный глаз Девана сверкал бешеной яростью. Шея, только бы добраться до шеи, пухлой шеи прямо над воротником…
Правое плечо пронзила дикая боль, и белым огнем прожгла тело насквозь. Сабля вырвалась из руки и взлетела сверкающей аркой, и он, задыхаясь и кашляя, рухнул в бурляшую воду.
Кто-то просунул руки ему под мышки и вытащил наверх. Он услышал, как где-то в бесконечной дали настойчиво поет труба, повторяя полковой сигнал гренадеров и приказывая отступать. Он стоял, борясь с тошнотой и головокружением, между двух бородатых солдат. Справа и слева сипаи перестраивали ряды, готовясь наступать и выкрикивая торжествующие призывы.