— Не собираюсь, мисс Лэнгфорд. Это меня не касается, и еще менее…
— Родни! — проворковала Джоанна, вложив в упрек нежное одобрение.
— Это вас касается, сэр, — девушка сердито указала с сторону бальной залы, — касается всех вас! Туземцы просто боготворят гуру. Вам это известно. Даже я это заметила. А теперь, когда погиб честный старик и оказалось, что гуру в сговоре то ли с дьяволом, то ли с бандой убийц, вы заявляете, что вас это не касается!
Торранз откашлялся, рассматривая свои ногти.
— Мисс Кэролайн, да это просто совпадение и… э… почему бы не подождать до завтра?
Она не обратила на его слова никакого внимания. Вскочив на ноги, она холодно обвела собравшихся глазами. Ей пришлось повысить голос, чтобы перекричать музыку и возгласы, раздававшиеся из бальной залы.
— В таком случае мой несомненный долг — самой поставить мистера Делламэна в известность, и проследить, чтобы он провел расследование.
Родни, трясясь от негодования, смотрел, как она пересекает опустевшую комнату для отдыха. Внезапно к нему вернулось чувство юмора и он усмехнулся:
— Через минуту ей придется стушеваться!
Но прямая фигурка пересекла холл и исчезла под аркой, ведущей в бар, на которой было написано: «Только для джентльменов». Родни выругался себе под нос. Ничто не может остановить эту одержимую, или вызвать краску на ее лице! «Проследить», чтобы комиссар провел расследование — каково!
Джоанна промурлыкала:
— Очень милая девушка, но такая… впечатлительная. Ее следовало бы выдать замуж, Изабель, ты не думаешь?
— Я должна извиниться, Джоанна. И перед тобой тоже, Родни. Она стала такой жесткой, почти грубой, с тех пор, как вернулась из Крыма вместе с мисс Найтингейл.[14] Какая она на самом деле, становится ясно, только когда стрясется настоящая беда. Когда она жила в нашем лондонском особняке, возвратившиеся из Скутари солдаты приходили к нам только для того, чтобы поблагодарить ее. А когда я сломала бедро и дела были из рук вон плохи, Кэролайн полгода почти не отходила от меня.
По лицу Джоанны было видно, что похвалы Кэролайн Лэнгфорд ее нисколько не занимают. Когда леди Изабель закончила, она покивала головой и сказала:
— Какая доброта и самоотверженность!
Она понизила голос:
— Думаю, у нас в Бховани найдется для нее очень подходящий супруг.
Она небрежно повела веером. Уголком глаза Родни заметил проходившего мимо Суизина де Форреста, отца Виктории. Тот утирал губы белым носовым платком. Господи, какой же Джоанна порой бывает стервой! Тонкий нос де Форреста выступал на плоском, бескровном лице, туго обтянутом кожей — он давно уже был мертв, телом и душой, мертв как прогнившее дерево. Какой бы нудной не была Кэролайн Лэнгфорд, в ней все же было слишком много молодости и жизни для разочаровавшегося во всем на свете де Форреста.
Джоанна была довольна собой и ласкала его жарким взором. Отчасти виной было шампанское, отчасти — ощущение достигнутого триумфа. Какую победу и в какой войне сумела она одержать? Но ее зрелая, сияющая улыбками и увенчанная короной золотистых кудрей красота, поразила его с физической силой. У него перехватило дыхание. Она была его женой. Сегодня все будет забыто, сегодня после всех этих месяцев они смогут начать снова, смогут найти потерянную дорогу. Сегодня не помогут никакие отговорки.
Он вскочил на ноги.
— Мне надо идти. Я хочу немного поспать. Ты со мной, Джоанна?
Он спросил ее не слишком решительно — но ведь в этом вопросе и так не было нужды? Не могли же ее глаза лгать?
Она откинулась на спинку кресла:
— Я, пожалуй, побуду еще немного, Родни, если Изабель не будет возражать, чтобы к ее кампании прибавилась еще одна дама. Джеффри потом отвезет меня домой. А мистер Делламэн собирается в Кишанпур?
Все остальные завели какой-то пустой разговор, чтобы не слушать, о чем идет речь. Соломенные волосы и длинное лошадиное лицо Джеффри блестели при свете ламп. У Родни налилась кровью шея. Он отрывисто бросил:
— Собирается, но не прямо с бала. Ты можешь не волноваться за свой последний танец. Спокойной ночи. Спокойной ночи всем.
Он не проснулся, когда Джоанна вернулась домой, но когда Лахман стал тянуть его за ногу, чтобы разбудить, она была рядом. В желтом свете лампы тихий голос бубнил:
— Хзур, хзур, сархе панч байе, сархе панч байе, хзур…[15]
Он медленно сел, протирая глаза и взглянул на часы на ночном столике. Они показывали половину шестого. Он помешал чай в чашке и зевнул. Через час рота соберется на плацу. Он быстро оделся, пока по всему дому раздавались шаги множества слуг, и склонился над Джоанной, такой теплой и сонной, что сердиться на нее дольше было просто невозможно. Поцеловав ее в щеку, он прошептал ей на ухо:
14
Флоренс Найтингел (1820–1910) — легендарная сестра милосердия, организовавшая медицинскую помощь солдатам во время Крымской войны. Превратила уход за ранеными в почтенное и приемлемое для девушки из хорошей семьи занятие (до этого в сиделки шли спившиеся и отовсюду изгнанные женщины, которые не имели никаких знаний ни об анатомии, ни о правилах гигиены). По сюжету, Кэролайн Лэнгфорд — одна из отряда девушек-добровольцев, которые вслед за мисс Найтингел, поехали в Турцию, в Скутари, где находился главный английский госпиталь. За несколько месяцев Флоренс и ее команде удалось только в помощью надлежащего ухода и соблюдения правил гигиены снизить смертность раненых с 60 % до 5 %.