Полицейские помогают людям и защищают их от плохих парней.
Хриплый, мучительный стон вырвался из горла Митча. Чувства рвались на свободу, решетка клетки, в которую он загонял их, ослабла от усталости, воспоминаний и страха. Он зажал рот рукой и попытался сдержать, проглотить стон. Он дрожал всем телом. Нельзя выпустить их наружу, он просто бы утонул в них тогда. Он должен быть сильным. Ему необходимо сосредоточиться. Ему надо закончить работу. Его дочь нуждалась в нем. Оправдания приходили одно за другим. Отставить чувства! Не обращать на них внимания! Отложить их куда подальше! Он нужен городу. Нужен Джошу Кирквуду.
Усилием воли Митч заставил себя открыть глаза. Он устремил взгляд через кухонное окно на бархатный серый предрассветный сумрак, но перед глазами все еще стоял Кайл. Его видение раздваивалось, изображение как бы раскололось, лицо второго тела вышло из фокуса, а затем проявилось, как лицо Джоша.
Боже, нет! Пожалуйста, нет. Не поступай так с ним! Не делай это его родителям.
Не делай этого со мной.
Стыд окатил его холодным душем.
Митч заметил свет в доме напротив в кухне Штраусов. Шесть утра, но Юрген уже встал. Он вышел на пенсию после работы на железной дороге три года назад, но сохранил свой распорядок дня таким же, как если бы все еще ездил на сортировочный двор Великой Северной железной дороги каждый день. Подъем в шесть, кофе. Поездка на Большую стоянку междугородных грузовиков купить «Стар трибьюн», потому что разносчики газет ненадежны. Возвращение домой. Чашечка кофе и миска горячей каши, пока читает газету. Его личное время, до подъема Джой и ее появления на кухне с ежедневными перечислениями обманчиво мягким голосом, с обманчиво умеренными комментариями всего плохого, что произошло в мире, в городе, у соседей, у нее дома, с ее здоровьем, с ее зятем.
Как бы это ни было ужасно, но сейчас Митч хотел избежать общения со своими родственниками со стороны супруги, но внезапное желание увидеть Джесси оказалось сильнее. Посмотреть на нее и подержать на руках, почувствовать ее тепло, убедиться, что она настоящая, живая, такая милая и… в безопасности.
Он снова надел ботинки и поплелся к выходу, даже не удосужившись зашнуровать их.
Юрген подошел к черному входу своего опрятного новоанглийского дома в повседневной униформе — джинсы и фланелевая рубашка, аккуратно заправленная в них. Он был коренастый, среднего роста, с пронзительными, как у Пола Ньюмена, голубыми глазами и подстриженными по-армейски седыми волосами.
— Митч! Я только что намолол свежего кофе. Входи! — сказал Юрген, его лицо выражало смесь удивления и легкой досады: его режим был нарушен. — Что-нибудь слышно о мальчике Кирквуда? Черт! Какое ужасное дело!
— Нет, — тихо ответил Митч, — пока ничего.
Юрген повернул корзинку на кофеварке и засыпал совочек «Фолджера». Слишком много, как обычно. Джой прокомментировала бы, как всегда, что кофе слишком крепкий, но затем выпила бы его в любом случае, тем самым получив возможность жаловаться потом на изжогу.
— Садись. Ты выглядишь ужасно. Что привело тебя в это время суток?
Митч даже не взглянул на стулья, которые аккуратно стояли вокруг кухонного стола.
— Я пришел, чтобы увидеть Джесси.
— Джесс? Это в шесть-то утра? — Старик сердито посмотрел на него.
— Знаю. Но у меня совсем нет времени, — буркнул Митч. Он прошел в столовую, а потом вверх по лестнице, оставив Юргена думать что ему угодно.
У Джесси была своя комната, в которой выросла и ее мать. Та же самая кровать, тот же комод, те же обои цвета слоновой кости, усыпанные розовато-лиловыми чайными розами. Джесси не была бы Джесси, если бы не добавила свои собственные наклейки-стикеры Русалочки и принцессы Жасмин из «Аладдина». Джой ругала ее, но наклеек было великое множество, они не счищались без борьбы, и в конце концов их оставили в покое. Поскольку она проводила достаточно много времени здесь, ящики комода были заполнены ее одеждой. На полках для игрушек почетное место было отведено персонажам из мультиков Диснея — Микки и Минни, Дональд Дак и его племянники. Сломанный будильник с Джимми Крикетом взгромоздился на верхнюю полку.
Это были часы Кайла. Вид их всегда приносил Митчу боль.
Он прокрался в комнату, тихо закрыл за собой дверь и прислонился к ней. Его дочь спала посередине старой двуспальной кровати, крепко сжимая в руках плюшевого мишку. Спящая, полная сновидений и сладких грез, она была воплощением детства. Ее длинные каштановые волосы были заплетены в толстую косу, которая пряталась под одеялом. Вычурный воротник фланелевой ночной рубашки обрамлял лицо, темные ресницы оттеняли белизну щек. Ее пухлый небольшой рот образовал идеальное «O», она дышала глубоко и ритмично.