– Разве это не так, юный Витинари? Так и есть, сэр. Все верно. Но в таком случае куда нам его поместить – зная, что все будут его искать? Туда, куда посмотрят в последнюю очередь, сэр. Неверно. Это глупо. Надо поместить его туда, куда вообще никто не посмотрит…
Голос перетек в бормотание.
Можно нанести яд на простыни, подумал Шельма. Или даже на одежду. Чтобы он медленно впитался в кожу…
Шельма забарабанил в дверь. Стражник открыл.
– Принеси новую кровать.
– Что?
– Другую кровать. Откуда угодно. И свежее постельное белье.
Он посмотрел под ноги. Коврик на полу был совсем маленький. И все же в спальне, где зачастую ходят босиком…
– А еще заберите этот ковер и замените новым.
Что еще?..
Вошел Детрит, кивнул Шельме и внимательно оглядел комнату. Наконец он взял под мышку видавший виды табурет.
– Ентот сойдет, – сказал он. – Если что, приделаю ему спинку.
– Что? – спросил Шельма.
– Тот врач, Пончик, сказал принести ему образец стула пациента, – ответил Детрит и вышел.
Шельма открыл было рот, чтобы окликнуть его, но потом пожал плечами. Чем меньше мебели, тем лучше…
Ну и все, пожалуй. Не отдирать же обои со стен.
Сэм Ваймс смотрел в окно.
Витинари не окружал себя телохранителями. У него, как и у многих, были дегустаторы – и на этом все. Конечно, Витинари и здесь ухитрился провернуть один из своих фирменных трюков: со всеми дегустаторами хорошо обращались, всем платили достойное жалованье, и все они были сыновьями шеф-повара. Но в первую очередь его защищало то, что всем без исключения он был полезнее живым, чем мертвым. Крупные влиятельные гильдии не любили Витинари, но предпочитали видеть в Продолговатом кабинете именно его, а не кого-нибудь из конкурентов. К тому же Витинари воплощал собой стабильность. Это была холодная и бездушная стабильность, но гений патриция, среди прочего, состоял в том, что он осознал: именно стабильности люди желают больше всего на свете.
Он как-то раз сказал Ваймсу, стоя в этой самой комнате у этого самого окна: «Они думают, что хотят равенства и справедливости, но чего они на самом деле жаждут, о чем мечтают в глубине души? Чтобы вещи шли своим чередом и завтра было таким же, как сегодня».
Ваймс отвернулся от окна.
– Что мне теперь делать, Фред?
– Не знаю, сэр.
Ваймс уселся в кресло Витинари.
– Ты помнишь предыдущих патрициев?
– Старого лорда Капканса? И того, что был перед ним, лорда Ветруна? Как не помнить. Те еще типы. Этот хотя бы не хихикал как умалишенный и в платье не наряжался.
«А вот уже и прошедшее время, – подумал Ваймс. – Еще свежее в памяти, но неумолимо уходящее».
– Что-то внизу стало очень тихо, – заметил он.
– Заговоры обычно плетутся в тишине, сэр.
– Фред, Витинари вообще-то жив.
– Да, сэр. Но не похоже, что он сейчас за главного.
Ваймс пожал плечами.
– Не похоже, чтобы сейчас хоть кто-то был за главного.
– Может быть, сэр. И вообще, никогда не знаешь, где тебе повезет.
Колон стоял навытяжку, глядя прямо перед собой, и говорил очень ровным, подчеркнуто безэмоциональным тоном. Ваймсу была знакома эта поза. Он сам при необходимости ее принимал.
– О чем это ты? – спросил он.
– Ни о чем, сэр. Просто фигура речи, сэр.
Ваймс откинулся в кресле.
«Еще утром я знал, что мне готовит день, – подумал он. – Мне нужно было сходить к этим чертовым геральдистам. Потом побывать на нашей обычной встрече с Витинари. После ланча я бы пролистал несколько рапортов, может, сходил бы посмотреть, как обстоят дела в новой штаб-квартире стражи на Тряпичной улице, и лег бы спать пораньше. А теперь Фред мне предлагает… что?»
– Слушай, Фред, если у Анк-Морпорка появится новый правитель, это буду не я.
– Кто же это будет, сэр? – спросил Фред, все так же тщательно подбирая интонации.
Перед Ваймсом разверзлась бездна, и он почувствовал, как туда с хлюпаньем утекают мысли.
– Ты же сейчас на Моркоу намекаешь, да?
– Может быть, сэр. Ведь ни одна гильдия не позволит, чтобы городом правил кто-то из другой гильдии, а капитана Моркоу все любят, и, ну… ходят слухи, что он подследник престола, сэр.
– Этому нет никаких подтверждений, сержант.
– Не мне судить, сэр. Я в этом ничего не смыслю. Не знаю, какие нужны подтверждения, – сказал Колон, и в голосе у него мелькнула тень неповиновения. – Но у него есть этот его меч, и родимое пятно в форме короны, и… ну, все и так знают, что он король. Это все его кризма.
«Харизма, – подумал Ваймс. – О да. У Моркоу действительно есть харизма. Он умеет влиять на людей. Он даже дикого леопарда уговорил бы сдаться, положить зубы на полку и заняться общественно полезной работой, и все старушки в округе были бы не рады».