— Какие у вас к нам вопросы? — Эндоссе внимательно следил за руками капитана.
— Меня интересует, не было ли у Бауэрса в команде врагов? — Шахбеков неловко повернулся и чуть было не свалил драгоценную бутылку. — Может, кто-то завидовал ему, соперничал с ним?
— Нет, нет, инспектор, — быстро ответил Эндоссе. — Соперничать с ним было некому. Он — единственный в команде представитель своего веса. Не было у него и врагов. Бауэрс был всеобщим любимцем. Он был прямым и честным парнем, влюбленным в бокс. Поверьте мне, я в спорте не новичок, но редко можно встретить человека, столь преданного боксу. Всю жизнь Бауэрс боролся против взяток, договорных боев, подкупа. Потому он и не стал профессионалом, хотя заключить с ним контракт хотели многие.
— Был ли Бауэрс в Баку, в СССР? Есть ли у него здесь какие-нибудь знакомые?
Эндоссе склонился к Мюллеру, перевел вопрос, выслушал ответ и повернулся к капитану.
— В СССР он был несколько раз. В последний — на Кубке Европы. В Баку он впервые. И знакомых у него здесь не было.
— Благодарю. — Капитан перелистал блокнот. — Скажите, господин Эндоссе, вы и господин Мюллер были возле Бауэрса в его последние секунды? Он ничего не сказал перед смертью?
Эндоссе посовещался с Мюллером.
— Пока Бауэрс лежал на ринге, он ничего не сказал. А в раздевалке попытался. Я наклонился к нему, но у Бауэрса начались судороги, и я разобрал лишь одно слово. Его можно перевести с немецкого, как «перепутать» или «перепутали». Но не исключено, что я ошибся.
' Шахбеков попросил записать на отдельном листке слово «перепутать» в немецкой транскрипции, забрал со столика сверток с бутылкой и откланялся.
Примерно в то время, когда капитан Шахбеков получил у Мишеля Эндоссе бутылку с красной завинчивающейся пробкой, в кабинет подполковника Горина вошел Муслим Адигезалов. Собственно, подполковник ждал его только завтра, но Муслим после бесполезного выяснения по телефону, зачем он понадобился уголовному розыску, пожелал приехать немедленно. «Нервничает, — думал подполковник, глядя на бледного журналиста, устраивающегося на стуле. — Впрочем, ничего удивительного. В милиции нервничают даже те, кто не чувствует за собой никакой вины».
После первых вопросов — анкетные данные и место работы — Адигезалов почувствовал себя свободнее и попросил разрешения закурить.
— Курите, курите. — Подполковник кивнул на пепельницу. — Вы впервые даете показания в милиции?
— Опыта в этом деле никакого, — улыбнулся Адигезалов, но улыбка получилась вымученной. — Волнуюсь.
— Вот это напрасно. — Подполковник сорвал обертку с жевательной резинки и отправил в рот пластинку, пахнущую клубникой. — Это я вместо сигарет, — пояснил он. — Курить бросил.
— Так, может, я зря? — Адигезалов ткнул сигаретой в пепельницу.
— Курите. — Горин махнул рукой. — Стану пассивным курильщиком, если активным больше нельзя. Но вернемся во Дворец спорта. Вы приехали на матч задолго до его начала?
— Часа за полтора.
— И что делали все это время?
— Сначала нашел старшего тренера нашей сборной Попова. Я с ним договорился встретиться перед матчем. Беседовали мы минут тридцать. Потом, примерно за сорок минут до начала матча, я пошел в судейскую комнату. Там меня должен был ждать врач соревнований Джавадов.
— Джавадов был в комнате?
— Нет. За столом сидел Намик Гасанов из Спорткомитета. Мы поздоровались, поговорили минуты две. Потом в комнату заглянул Ахундов — отец нашего боксера, который нокаутировал Бауэрса, и Гасанов сразу вышел.
— В это время в комнате стояла сумка доктора Джавадова. Вы видели ее?
— А я вообще не знаю, какая у него сумка. Там по всей комнате были разбросаны какие-то вещи, сумки, сетки. Я не приглядывался. А что, вы меня подозреваете в убийстве боксера?
— Скажу вам откровенно. — Подполковник исподлобья взглянул на журналиста. — Такую возможность я исключить не могу. Ведь вы оставались в комнате один, а там была сумка Джавадова. Значит, возможность всыпать яд в бутылку у вас была.
— Вот так влип! — Адигезалов откинулся на спинку стула. — Только этого мне не хватало. Поймите, это же смешно. Зачем мне сдался этот Бауэрс? Какой мне резон его убивать? Я его и знать-то не знал.
— А кому был резон его убивать?
— Не знаю… — Адигезалов замялся. — Но если убили, значит, кому-то был. Как раз об этом я и хотел с вами поговорить. Только вы не подумайте, что я это сейчас придумал, чтобы отвести от себя подозрение. Дело в том, что нокаут Бауэрса показался мне очень странным.