Заворожённый взгляд полный восторга, он ненароком утонул в пёстрых красках и музыке, отвлекаясь от задания.
— Аманда… здесь ничего не изменилось! Все так же празднично и весело! — Гарри выглядел, как большой ребенок, радуясь мелочам.
К парочке подошла девушка в образе тигра, приветливо их поприветствовав в соответствующем жесте. Лицо ее разрисовано в черных полосах на оранжевом фоне, пушистый костюм воистину роскошен, словно настоящая шкура дикой кошки на ней. Обнимая полицейских за плечи, они обратилась к ним, — желаете сфотографироваться перед началом выступления?
— Ах нет, спасибо это лишнее, — Аманда доброжелательно улыбнулась, и проводив девушку-тигрицу взглядом, осмотрелась.
Актёров было немного. Все копошатся с реквизитом. Все до одного разукрашенные, от чего девушке стало не по себе. Во всех этих цветах, гриме и нарядах терялся сам человек. Широкие улыбки, расписанные лица, а кое где и маски, которые было трудно отличить от грима.
— Гарри не расслабляйся. Мы здесь по делу, — шепнула Аманда, проходя вперёд, и стараясь держаться максимально естественно.
— Ах да. Точно. Извини. — Гарри неловко улыбнулся и доставая свой билет, высмотрел ряд, — похоже нам туда. — Указывая на шестой ряд, полицейский протискивался сквозь толпу и стряхивал с себя конфетти, которыми бросались актёры в образе зверушек.
— Просто это был мой самый лучший день. Тогда я был очень расстроен тем, что у меня был испорчен день рождения, никто не пришел и дедушка повёл меня в этот цирк. Нам было так хорошо вместе, что я запомнил этот день на всю жизнь. Даже тяжело поверить, что здесь может быть что-то не так… — Гарри уселся на свое место, ожидая начала представления. Он заранее подготовил маленький диктофон, закрепив его под одежду и любительскую камеру, как и многие посетители здесь.
Тем временем детектив пытался слиться с командой актёров. Подобрать костюм оказалось не проблема, а вот найти верный вход и не вызвать подозрений, задача была не из лёгких. Длинные разноцветные рукава какой-то странной кофты, с пушистым воротником, прятали пистолет, зажатый в руках Уоллеса. Ярко-жёлтые штаны на подтяжках и неуклюжая обувь с крупным раздутым носом. Макияж заменила маска, и все, кто видел расписное лицо просто не обращали внимание на детектива, что ему уже показалось странно.
По мере проникновения во внутреннее убранство цирка, Уоллеса ни разу не остановили, не обратились за помощью и даже не сделали замечание, что он где-то не на своём месте. На такие моменты, детектив уже приготовил несколько общих фраз, но мечущиеся актёры готовящие декорации для представления, в упор не видели детектива. Его словно не существовало для них.
Циркачи, готовясь к выступлению не проявляли никаких эмоций, выполняя все, что нужно на рефлексах. Словно запрограммированы. Никто не волновался, не переживал, не радовался в предвкушении словно для них это обыденность, ежедневная рутина, к которой артисты привыкли.
Гарднера это немного даже напрягало, лица у них словно неживые, слишком кукольные, застывшие в каком-то сонном равнодушии.
Заходя глубже в поисках ответа, детектив проник в большое яркое помещение с тысячью зеркал — гримерку. Чудесный запах карамели внезапно ударил в нос, оседая сладковатым привкусом на языке. Голову вскружило от буйства красок в ярком свете, от резких запахов, от всего. Высокий потолок шатра показалось начал сужаться, но это была не более чем геометрическая иллюзия. Гарднер потерялся в этом калейдоскопе красок и только сейчас заметил за гримерным столиком выделяющегося своей скромной монохромностью артиста. Он самый грустный и самый обычный на фоне остальных. Оценивая внешний вид, можно с уверенностью сказать — это клоун, об этом говорят большие черные ботинки, пушистый мех на плечах и конусовидный нос. Циркач словно потерял краски и это несколько выбивает из колеи. При всем усилии и желании рассмотреть лицо не удаётся. Он сидит спиной и похоже не замечает. Тысяча зеркал и ни в одном из них не отражается лицо, оно выглядит серым расплывчатым пятном, словно в зеркале иллюзий.
Однако, клоун удостоил внимания лично и обернулся к детективу на кресле. В глаза сразу бросились длинные ноги в полосатых гольфах, белое лицо и широкая чёрная улыбка, нарисованная на выбеленном лице.
— А ты чего не на сцене? — Голос звучит сначала неестественно, будто запись диктофона и словно смягчается с каждой буквой.
Уоллес немного опешил от неожиданности, но старался при этом сохранить образ «своего» в компании артистов. Детектив только открыл рот, чтобы что-то сказать, как почувствовал чужое дыхание сзади, а тонкие и острые как лезвие нити легли на шею детектива.