— Сынок… — звучит надрывистый шёпот отца.
— Пистолет… Возьми пистолет! — кричит мать, утопающая в своей крови.
— Ты разрушаешь всё к чему прикасаешься… — пробивается из памяти голос жены, что смотрит на него с печалью и разочарованием. Она отдаляется, уходит куда-то вперёд, и окольцованная объятьями монстра, растворяется во тьме.
Этот монстр — клоун, стоящий перед Уоллесом. Детектив вздрагивает и впервые встречается со взглядом клоуна. Заглядывает в чёрные, бездонные глаза.
— Смеющийся Джек… — повторил за своими мыслями Уоллес. Словно кто-то передал ему на телепатическом уровне эту информацию.
— Собственной персоны! — Радостно воскликнул Джек, открывая невообразимо расширяющийся рот и засыпая в него конфеты, отвратительно зачавкал.
— Наконец-то я нашел идеального артиста, который сыграет в самом крупнейшем спектакле! Я даже уже придумал тебе образ, что скажешь? — Джек потянулся рукой к эскизу и продемонстрировал его Гарднеру.
— Жаль только, что за шоу ты смотрел невнимательно.
— Невнимательно…? Кажется я окунулся глубже всех сегодня. Проникся душещипательной атмосферой. Не поверю, что есть что-то более грандиозное, чем твои спектакли. — Произнёс детектив, в отчаянной попытке усыпить бдительность Джека, и как только тот отвернулся, Уоллес дёрнулся вперёд. Думал, что сможет оборвать нити, но поздно заметил, насколько глубоко его тело было прошито. Под силой натяжения швы слабо деформировались, раня острой леской мелкие сосуды. Из ранок просочилась кровь.
— Ты что портишь свое тело! Ты хоть понимаешь, как сильно испортишь работу?! — Почти впал в истерику Джек, впечатав его обратно в стенку. Ныряя в широкий полосатый рукав, Джек достал странный пузырёк и открыв его, заставил Гарднера вдохнуть пары. Это не было снотворным, скорее успокоительным, ведь клоуну крайне важно, чтобы его куклы были красивыми, без изъянов.
— Потерпи немного, скоро приведут твою подружку и я вас вместе обращу в кукол. Какой же шикарный будет дуэт из блондинки и шатена! Это как смешение двух шоколадов! — Восклицает восторженно Джек своим идеям, отходя на пару шагов от будущей куклы.
— Знаешь, какая цель моих выступлений?
— Ну что ж, поделись… — медленно свесив голову, Уоллес повис на нитях, как и другие. Мысли сбились, и превратились в какую-то общую кашу без смысла. Голова гудит, а боль вовсе отошла на второй план. Как фоновая музыка сопровождающая представление.
— В современном обществе, люди совсем позабыли о культуре, творчестве и искусстве. Всем подавай новые технологии, в фокусы больше никто не верит… А какими скверными стали эти дети. — Говорил с печалью Джек, бродя от одного угла к другому. — Люди погрязли в рутине и тоске, а я могу привнести в их жизнь красок. Посмотри только, сколько счастливых покидает мой шатёр! — Джек и впрямь гордился своей работой, своими детищами и программами, — из столетия в столетие я посещаю столько стран и миров, даря им радость. И как невыносимо, жутко обидно становится, когда твои старания не оценивают! А потому, пусть познают, сколько труда в это вкладывается. Пусть тогда сами радуют зрителей, став участниками шоу. Я несу радость в этот унылый мир, понимаешь? — Джек вскинул бровь и гримаса печали сменилась улыбкой, а по шатру раздался звонкий смех.
— Почему тогда жертв девять? — задался вопросом Уоллес, в попытках собрать полную картину. Разочарованные выступают в цирке, но почему каждый раз именно девять человек? Не может быть так, словно именно девяти людям представление не понравилось. — Зачем ты оставляешь такие явные следы…? Трупы набитые конфетами. Почему конфетами? Сладкий подарок для тех, кто их найдёт?
— Естественно, детектив, естественно, а ты не любишь подарки? — Клоун щелкнул его по носу, оставив лёгкую царапину от лезвия когтей.
— Почему же подарков всего девять? — Держа некоторую паузу, Джек вдруг расхохотался, и запрыгивая на стул, выдал: — Это мое любимое число, мой день рождения. К слову, если хочешь жить, сыграем в игру? Конечно ты хочешь! Люди ведь так страшатся смерти! Ты хочешь жить, детектив, и конечно сыграешь в игру! У тебя ведь и выбора нет…
— Джек, ты сказал, что ждал меня. Ты знал, что я возьмусь за расследование этого дела. Знал, что я снова найду тебя, и оставлял такие видимые следы. В прошлый раз ты лучше их прятал, а сейчас всё на виду. Зачем эта показуха? Зачем тебе я?
Уоллес заметно напрягся. Жгучая боль разъедает мышцы. При малейшем движении, будь это даже вдох, нити натягивают мышцы до предела, заставляя детектива зажмуриться и подавить очередной крик. Боль невыносима, и самое главное, она была постоянна. Этот факт сводил с ума, сбивал с мыслей, мешал вести диалог. Уоллес так близко подобрался к разгадке, и боль сбивает его с главной мысли. Мешает сосредоточиться, и подобрать корректный вопрос.