Таким образом, мы сталкиваемся с проблематикой, которая выходит существенно за пределы исключительно экономической составляющей. Мы говорим о сознании, типе мышления, о социально культурном факторе денег и как его следствие, частной собственности как инструментах формирования определенной устойчивой картины мира.
В своих рассуждения мы исходим из понимания того, что капитал есть абсолютно эфемерный, виртуальный механизм перераспределения благ. Виртуальность денег предопределена субъективным характером стоимости. Ведь, как мы все понимаем, вовне экономических отношений рыночного типа деньги не имеют самостоятельной ценности. Более того: даже та ценность, которую они приобретают в рамках рынка, является ценностью субъективной, которую устанавливают для социума существующие институты перераспределения благ. Таким образом, в данном контексте деньги есть инструмент манипуляции, формирования определённого типа социальных отношений.
Исходя из ментальной19 природы стоимости денег, мы понимаем, что деньги являются инструментом управления, в первую очередь, не экономикой. Это инструмент формирования и структурирования сознания, набор стереотипов, включающий в себя логику отношения к любой материальной и нематериальной ценности, когда индивид в процессе социализации приучается структурировать реальность через призму псевдообъективных ценностных характеристик, выражаемых в условных денежных единицах. В ходе такого процесса социализации фактически постулируется общественное расслоение на уровне качества имеющейся собственности и денег, когда любая ценность выражается через ее относительную стоимость. Происходит серьёзная редукция ценностной ориентации индивида и общества. В условиях преобладания конкурентных принципов социального взаимодействия единообразный принцип ценности, который в практике социальной жизни полностью вытесняется понятием стоимости (выражаемой соответственно в деньгах), что в свою очередь провоцирует преобладание доминантного стиля поведения как единственно возможного способа приобретения социального статуса. Более того: индивид является ценным, только обладая высокой стоимостью человека на «рынке труда», капитала, качеством и стоимостью его собственности. На сегодняшний день монетизировано все, включая интеллект, знание, здоровье, самого человека. По сути, в современной парадигме человек окончательно присвоен рынком, он является его естественным продолжением, выполняющим в различных ситуациях различные функции, где-то он является производителем, где-то потребителем. Больше нет личности, есть лишь частное проявление соотношения собственности и денег, определяющее место человека в пирамиде потребления. Деньги вымывают личностную составляющую человека, оставляя лишь социальный и экономический аспекты.
В этой ситуации индивид реализует собственную «стратегию» успеха в рамках конкуренции за данный ресурс, и, если механизмы конкуренции внутри общества позволяют ему более-менее легитимно получить желаемый результат, мы называем данного индивида успешным. Если же постулируемые в обществе социальные ценности статуса не позволяют ему получить удовлетворение своих потребностей через легитимные формы, общество получает «преступника». Но, по сути, разница между первым и вторым заключается лишь в том, какая дистанция находится между тем «законным» инструментарием, который предоставляет общество для достижения социально значимых целей и тем результатом, который общество и индивид считают оптимальным. Допустим, если машину «бизнес класса» в обществе с доходом менее ста долларов на душу населения делают мерилом успеха, неудивительно, что такое общество становится предельно криминализированным. Это суть и следствие подобным образом структурированного сознания и социальных институтов современности. При этом не взирая на то, что существующие элиты на первый взгляд являются господствующими и, казалось бы, имеют на руках все необходимые механизмы управления и изменения, они в состоянии лишь незначительно корректировать механизм денежного обращения. Являясь такими же заложниками и продуктами денежной парадигмы, ввиду того простого факта, что сознание элиты таким же образом, если не в большей степени порабощено логикой жизни денежного общества.