В тот вечер они были у дальних родственников матери, оставив дома Антона и Ксению. Собственно, Ксению они вообще старались никуда не брать без особой необходимости, да и она и не возражала, лишь смотрела своими грустными собачьими глазами, как другие одеваются в холле перед очередной поездкой. Антон слегка приболел, и его тоже пришлось оставить.
Машиной управляла она. В гостях отец неожиданно повздорил с супругом хозяйки, после чего в результате долгих споров и препирательств было решено возвращаться домой. Светлана уже была под градусом, и за руль сел отец, который не употреблял спиртное последние три года из-за повышенного давления. Была глубокая ночь, начался дождь, и на повороте они на огромной скорости влетели в столб. Автомобиль развернуло и швырнуло в овраг. Мать погибла сразу, так как была не пристегнута. Отец вылетел через лобовое стекло, впечатавшись в дерево и сломав в трех местах позвоночник. Лишь Светлана отделалась сломанной рукой и ссадиной на подбородке.
Она осталась одна с четырехлетним сыном, слабоумной, ни на что не способной сестрой и парализованным отцом.
Начались просрочки платежей за квартиру, и сумма долга росла с пугающей быстротой. Отец лежал пластом на кровати, и, скрипя зубами, проклинал всех и вся, начиная с мокрой дороги и заканчивая правительством. Антон постоянно болел, а Ксения как ни в чем не бывало рисовала на кухне ангелов, между делом почитывая Библию.
После недолгих мытарств Светлана встретила Германа, который через пару часов знакомства, ничуть не смущаясь, предложил ей «должность» дамы, что называется, с пониженной социальной ответственностью. Герман был убедителен, и Светлана, слегка помучившись угрызениями совести, согласилась.
Невзирая на появившийся приработок, полученных денег хватало лишь на еду, коммунальные платежи и скудный гардероб. О выплате ипотеки не могло быть и речи. Реструктуризация долга не помогла, и когда все возможные сроки прошли, теперь они без пяти минут бомжи. Квартира была перепродана, и новые собственники «любезно» дали им срок до Нового года. По идее, надо собирать вещи. Вот только куда ехать? На вокзал? В социальный приют для бродяг? И вообще, было бы что собирать… всех вещей – чемодан с ее вещами да Антошкин рюкзак…
«А отец? А твоя сестра?» – осведомился внутренний голос.
Светлана невидяще смотрела на тлеющий окурок.
«Мне не на что содержать отца. Пусть его забирает кто хочет», – решила она. Девушка с досадой подумала, что с Ксенией этот номер не пройдет – ее слабоумная сестра просто так не отлипнет от нее.
Светлана уже намеревалась затушить окурок, как ее пальцы замерли. Легкий дымок продолжал струиться белесой ленточкой, быстро растворяясь в воздухе.
«Какой сегодня день?»
Она повернула голову, глядя на календарь.
26 декабря.
– Сегодня заканчивается срок, – пробормотала Светлана, закусив губу. Она с силой ткнула окурок в покрытый пеплом лист бумаги и поднялась. – Последний день рассмотрения заявки.
Она почувствовала, как затылок обдало жаром.
Неужели ничего не выгорит? Ведь… говорили, что схема работает!
Светлана бросила взгляд на крошечные электронные часы на столе.
Начало восьмого.
Вообще-то сутки заканчиваются в двенадцать, напомнила она сама себе. И сообщение на телефон может прийти в любую секунду. Но почему-то глубоко внутри у нее зрело стойкое ощущение безысходности и провала. Окончательного и неизбежного.
А ведь она возлагала большие надежды на этот вариант…
– Может, все это лажа? – вполголоса спросила Светлана. Она машинально скомкала лист, заворачивая в него окурок с горкой пепла, и кинула его в мусорное ведро, которое уже третий день просилось на помойку.
Ей стало не по себе. Взяв телефон, Светлана проверила все приложения – пусто, никаких сообщений.
– Мама! – позвал из комнаты Антон.
Ее вдруг охватило ощущение изнурительно-отупляющей усталости.
Да, конечно. Антоша.
Она ведь обещала побыть с ним. Посмотреть мультики. Обсудить картинки, которые он нарисовал с Ксенией. И прочее дерьмо.
Она двинулась по коридору, слыша возню в холле – значит, ее сестра уже вернулась.
– Все купила?
Ксения кивнула. От нее исходил едва уловимый, уже начинающий выветриваться запах улицы – промозглого дождя и сырости.
– Я… только, – замялась она, стаскивая с себя изношенные сапоги. Светлана брезгливо смотрела на промокшие носки сестры. Из одного сквозь дырку виднелся большой палец.