Он шмыгнул носом, перехватил лямку рюкзака поудобнее. Эхо шагов металось меж узких домов, издалека прилетал шорох волн. За поворотом подслеповато мерцала бело-зеленая вывеска круглосуточного магазина, и ноги сами понесли Нацумэ к её порогу. За стеклянные раздвижные двери, мимо холодильника с йогуртами и готовым бэнто, прямо к прилавку.
Продавца Нацуме не узнавал — насколько можно было узнать человека по затылку и сутулой спине в зеленой форменной футболке. И, похоже, никто не озаботился его манерами, прежде чем ставить на кассу. А зря. Парень словно приехал из глухой деревни: не обернулся на шаги, вместо положенного приветствия лишь звучно почесал черную макушку. Передвинул пару коробок на полу.
— Момент, — махнул рукой, звякнул ящиком «Асахи» и присел, скрывшись под прилавком с головой. Нацумэ скривился. А если бы на его месте стоял владелец магазина? Уволил бы в ту же минуту. Но Нацумэ хозяином не был, поэтому глупо, безмолвно ждал. Облокотился на закругленный край стойки, обернулся в ночь за хлипким стеклом. Нетерпеливо притопнул ногой.
— Чем могу помочь? — сказали ему на ухо. Нацумэ отпрянул, сердце подскочило к горлу и сжалось до боли.
— «Мальборо», — ответил в алые, вспухшие от недосыпа глаза. Указал на изображение красно-белой пачки на витрине.
— Пожалуйста, подождите, — кивнул продавец. Он выбрался из-за прилавка, пересчитал журналы на стойке костлявыми локтями и исчез за пластиковой дверью в углу. Его неторопливые шаги спустились уровнем ниже, ввинтились в толщу фундамента, становясь все глуше, и Нацумэ остался один на один с шоколадками, презервативами и телефонными картами. Нужно написать жалобу, решил он и даже отыскал коробочку с визитками компании; та пряталась за кассой. Тронул острый картонный уголок, но вся решимость вмиг его покинула, оставив тоскливую лень. Черт с ними, с жалобами. И без них дел хватало.
Тянулись минуты, а продавец с «Мальборо» не торопился.
Нацумэ обошел прилавок, приложил ухо к пластику двери. Снизу не доносилось ни звука. Стоило плюнуть и уйти, но… Вдруг тому парню стало плохо? Вдруг следовало вызвать «Скорую», а он, Нацумэ, так просто его бросит?
Он огляделся, не видит ли кто; обхватил ручку пальцами. Плавно повернул ее, толкнул дверь и замер на верхней ступени. В подвале лежал бездонный мрак. Ни единого звука, ни единого намека на ушедшего продавца. В лицо пахнуло холодом, стоячей болотной водой. На стенах волосатой грязью сидела плесень.
— Эй! — крикнул Нацумэ.
В подвале звонко капнуло.
— Вы слышите меня? Вы в порядке?
Он сошел на одну ступень, выпустив пластиковый дверной косяк. Тьма у его ног влажно и жадно заклубилась. Лизнула мыс ботинка, и Нацумэ попятился в зеленоватый искусственный свет торгового зала.
К черту. Даже желание курить пропало, лишь мороз драл по коже.
«Куплю пачку в автомате», — решил он и нырнул в теплую и душную ночь. Двери с шорохом сомкнулись за спиной.
Над городом сонно жмурилась круглая луна. Улица повернула. Табачный автомат на её углу не работал, плюнул в Нацумэ его же йенами и насмешливо загудел. Мацумото выдохнул, привалился плечом к стальному боку. Что за паршивый вечер?
В неясном фонарном свете его дом казался узкой белой коробкой, наподобие тех, в которые упаковывали телефоны. Ненадежно легким, призрачным. Ночь подминала его своим бездонным чернильным брюхом со светляками редких самолетов, и Нацумэ вдруг стало одиноко. И жутко.
Говорили, что когда-то на месте жилого квартала — новостроя, в котором он снимал комнату на пару с одногруппником, — стояла лапшичная. Плохое место, рассказывали ему за пивом и делали страшные глаза, а Нацумэ фыркал в белую пену. Чушь, да и только. Легенды про лапшичные, женщин с разорванным ртом и девочек из колодца давно его не пугали.
Глупые детские страшилки.
Когда-то, еще в Киото ему снился кошмар, вспомнил Нацумэ, отпирая подъезд. Ночь за ночью он бродил по пустынному, залитому яичным светом рёкану. Вел пальцами по бамбуковым решеткам, по рисовой бумаге, за которой тоскливо шуршал дождь. В какой-то момент — он чувствовал его заранее, понимал по судороге страха, что драла его спину, — он касался чего-то липкого, влажного. Теплого, как кровь. Отдергивал руку и срывался на бег.
Но рёкан всё не заканчивался, вёл по одинаковым бумажным тоннелям, поворот за поворотом. Нацумэ стучал по доскам босыми пятками, а свет за его спиной принимался меркнуть. Лампы гасли одна за другой, словно кто тушил их пальцами. Огонь на фитиле пшикал, и тьма оказывалась на пару шагов ближе. Догоняла, накрывала с головой, как бы Нацумэ ни бежал.