Джефф понимал, что плохое настроение машает ему видеть все в истинном свете, но продолжал избегать общения, сгорбившись на своей подушке, чтобы не привлекать к себе внимания.
В этот момент один из маленьких неразумных рабочих роботов подкатился к столу и вручил Великой Драконице сложенный листок бумаги. Она развернула его и начала читать. Из ее пасти вырвался горестный стон; большие слезы потекли по ее чешуйкам и закапали в салат.
— Мама опять отвергла мое приглашение!
— Боже мой! — воскликнула Зи. — Старейшая дала какое-нибудь объяснение?
— Мама никогда не снисходит до объяснений! — Великая Драконица вытерла глаза кочником своего парадного плаща. — Она вообще ничего не сообщает о себе. Огненные пчелы на ее острове просто просигналили «нет» почтовому флайеру, а тот послал сообщение компьютеру в замке Менторов.
— Раз уж так происходит из года в год, то, может быть, мы просто забуем об этом, и… — осторожно начала Зи.
— Но в моем приглашении было ясно сказано, что это совершенно особенный праздник! На нем присутствуют гости с другого конца галактики, и кроме того, это может быть последний раз, когда все драконицы собираются вместе — не только ради моего дня рождения, но чтобы выразить свою благодарность за счастье жить на Джемии, самой прекрасной планете во Вселенной!
Джефф заметил, как его брат переглянулся с Олбани и улыбнулся ей. По мнению Фарго, лишь Земля заслуживала такого определения.
— Дорогая тетушка, — успокаивающе тоном произнесла Зи. — Старейшая, несомненно, наиболее стойкая из наших отшельниц, а разве их предназначением не является одиночество и размышления о бренности жизни?
Великая Драконица фыркнула.
— Это уж точно, но как мама может о чем-то размышлять, будучи запертой на самом дальнем островке в джемианском океане? Она действительно Старейшая, но за пятьдесят лет никто из нас не пользовался плодами ее мудрости. Она отвергает нас! Она отвергает меня!
— Но, разумеется, Вашей мудрости достаточно для разумного правления, мадам, — галантно произнес Фарго. Великая Драконица смахнула слезинку, похлопала его по плечу и громко всхлипнула.
— Ну хорошо, хорошо. Мне просто хотелось бы, чтобы мама сообщала о себе. Это было бы достаточным подарком на день рождения. Мы, драконицы, живем долго, но не бессмертны. Через пятьдесят лет я имею право знать, все ли в порядке с моей мамой, и не говорите мне, что я должны слепо доверять сигналам этих огненных пчел!
Зи изумленно взмахнула когтистыми лапами.
— Но огненные пчелы не умеют лгать!
— Как знать, может быть, на том острове они одичали и даже стали злобными. О, мои крылья и когти, неужели моя мама больна или даже умерла?
— Пошлите ей еще одно приглашение, — предложила Олбани.
— Что толку? — Великая Драконица выдохнула облачко дыма и тяжело опустилась на тронное кресло, вынесенное наружу специально ради этого случая. Ее золотой плащ развевался за ее спиной, хвостовые шипы обвисли. Она снова расплакалась.
— Вечеринка определенно испорчена, — прошептала Заргл на ухо Джеффу. — Наверное, Старейшая в самом деле умерла.
Юноша с трудом встал: его ноги затекли от сидения на низкой подушке.
— Ваше Велиичество, мой робот может быстро доставить меня к Вашей матушке, и тогда мы выясним, больна она или нет, — сказал он. — Норби узнает координаты ее острова у компьютера в замке Менторов, и мы немедленно отправимся туда.
— Превосходная идея! — Великая Драконица медленно выпрямилась. — Я с самого начала догадывалась, что земляне — весьма разумные существа. Это в полной мере относится к тебе, Джефф. Даже если ты не убедишь маму явиться на наш праздник, я буду у тебя в неоплатном долгу, если ты выяснишь, как она себя чувствует. А если случилось самое худшее, вы с Норби должны принести мне… сами знаете что. Принесите ее сюда. Это вам по силам?
— Если понадобится, мы вызовем корабль.
— Джефф, — сказал Фарго. — Тревога Ее Величества уляжется быстрее, если Норби сразу же вернется сюда вместе со Старейшей, а потом заберет тебя с острова. Конечно, если ты не боишься немного побыть в одиночестве.
— Разумеется, нет! — Джефф неожиданно понял, что ему хочется немного остаться одному. Обычно он был либо дома, вместе с Фарго, либо в Академии, с другими кадетами. А остаться одному, без Норби… вот уж действительно, настоящее одиночество!
«Я нуждаюсь в этом, — подумал он. — Может быть, я наконец избавлюсь от дурного настроения».