— Никогда не знаешь, с кем можно встретиться на этой работе, — со вздохом произнесла Олбани Джонс. — Думаю, мой отец мэр по-прежнему жаждет встречи с вами.
Фарго поперхнулся.
— Может быть, попозже, когда все уладится? — пробормотал он.
— Как видите, это аморальная личность, — заявил Слай, который уже встал на ноги и растирал запястья. — Вы не верьте ни одному его слову.
— С жезлом правды мы разберемся, кто лжет, а кто нет, — успокоила его Олбани. — А теперь поднимайтесь в машину. Все четверо.
— Подождите, — быстро сказал Фарго. — Не трогайте моего брата. Он пришел отпраздновать летнее солнцестояние, и ему всего четырнадцать лет. Пожалуйста, отпустите его вместе с тем старым бочонком из-под гвоздей. Это наша семейная реликвия.
— То, что я несовершеннолетний, еще не означает… — начал было кадет.
— Заткнись, Джефф. Олбани, наши родители погибли. Мне пришлось воспитывать его, а вы понимаете, как трудно быть единственным воспитателем упрямого юнца.
— Перестаньте, или я разревусь, — сказала Олбани. — Ваша взяла: он может идти.
— Отправляйся домой, братец, — сказал Фарго. — Слай и Фистер больше не осквернят квартиру своим присутствием, но в любом случае сначала свяжись с компьютером через линию под дверным ковриком.
Все трое плавно поднялись наверх. Старший Уэллс помахал рукой.
— Я вернусь, как только смогу, — крикнул он.
Джефф смотрел, как патрульная машина заскользила над кронами деревьев, скрывшись из виду. В парке стало уже совсем светло.
Он подобрал Норби и попытался уравновесить робота на правом плече. Казалось, что бочонок весит целую тонну, словно он был набит металлоломом. В определенном смысле так оно и было.
— Ты мог бы, по крайней мере, включить свой антиграв, — прошептал Джефф, обращаясь к шляпе Норби. В следующее мгновение его ноги оторвались от земли.
— На малую мощность, чудак!
Мальчик опустился на траву с ощущением, будто держит на плече пустую консервную банку. Он пошел по тропинке размашистым шагом, что-то тихонько напевая. Внезапно глаза Норби выглянули из-под шляпы.
— Мы уже уходим? — озабоченно спросил робот. — И я так и не увижу праздник летнего солнцестояния?
— Теперь уже поздно. Мы все пропустили. Смотри, солнце высоко поднялось над горизонтом.
— А мы не можем сделать вид, что еще раннее утро? Кто узнает-то?
— Мы узнаем. Нельзя потешаться над вещами, которые… Ладно. Вот что: я могу провести церемонию Единения. Ее не обязательно начинать с восходом солнца. В общем-то, ее полагается проводить в дни солнцестояния и равноденствия — всего четыре раза в году.
— Я знаю элементарную астрономию.
Джефф вернулся к тому месту, где их ожидание было прервано Фистером и Слаем, гнавшимися за Фарго. Поляна по-прежнему оставалась в прохладной тени. Сияние дня действовало отвлекающе, но, по крайней мере, придавало обстановке дружелюбный вид.
Мальчик положил робота на землю и опустился, скрестив ноги, на траву возле журчащего ручейка. Он молча сидел с полузакрытыми глазами, положив руки на бедра ладонями вверх.
— Но ты же ничего не делаешь, — сказал Норби примерно через минуту. — Что происходит?
Джефф открыл глаза и вздохнул.
— Не мешай мне. Я медитирую. Я пытаюсь ощутить Единство Вселенной, а чтобы сделать это, надо успокоить свою нервную систему.
— Моя нервная система не нуждается в успокоении.
— Откуда ты знаешь? Ты постоянно вертишься. Если не будешь сидеть тихо, то мы отправимся домой. Дай мне настроиться на Единство.
Норби с разочарованным видом втянул в себя руки и ноги, но его глаза по-прежнему с любопытством выглядывали из-под полей шляпы.
Джефф восстановил свою позу. Чувство, охватившее его, было приятным, как и всегда.
— Я часть Вселенной, часть ее жизни, — тихо сказал он через некоторое время. — Я земное существо, потомок жизни, развивавшейся здесь, на Земле. Куда бы я ни отправился и что бы я ни сделал, я буду помнить о Земле. Я буду уважать любую жизнь. Я буду помнить, что все мы являемся частью Единства.
После непродолжительного молчания он встал и наклонился, чтобы поднять Норби, но робот неожиданно выпустил свои конечности и отошел в сторону.
— В чем дело? — спросил Джефф.