— Да, они хранились вместе, — подтвердила старая женщина. Грива спутанных седых волос на голове делала ее похожей на ведьму.
— А где сейчас этот тубус? — спросил Джефф.
Мерлина едва заметно пожала плечами. Ее огромные глаза казались мертвыми на бледном лице.
— Там, где он был всегда: за моим портретом. Когда я привезла картину из мастерской, где ее вставили в раму, то увидела, что она будет висеть неровно из-за выступа в верхней части стены. Тогда я прикрепила тубус к низу рамы, чтобы уравновесить ее. Сними портрет, Хеди. Я хочу наконец избавиться от него!
— Но, мама, он мне нравится, — робко возразил Гораций.
— Наверное, мы должны снять его, если маме от этого будет легче, — сказала Хеди. — Не волнуйся, Гораций. Вчера я сфотографировала портрет и могу подарить тебе снимок.
— Но я люблю портрет, а не фотографию!
— Да, Гораций, — с горечью произнесла Мерлина. — Все любят этот портрет больше, чем меня. Отец предпочитал его моему обществу. Хеди, сними портрет и передай его тому актеру, который стоит в холле. Пусть использует его как реквизит для своего фильма. Это будет фильм ужасов, мистер актер?
— Еще не знаю, — отозвался Рембрандт.
Хеди осторожно сняла портрет и повернула его. К основанию рамы был прикреплен полый металлический цилиндр, в который вполне могла поместиться скатанная в трубку картина. Хеди заглянула в тубус:
— Там пусто. И на самом цилиндре ничего не написано.
— Миссис Хиггинс… — начал Джефф.
— Меня зовут Мерлина Минн!
— Мисс Минн, вы помните, что еще находилось в тубусе, кроме портрета и ружья? Может быть, клочок бумаги или ткани с какими-то письменами?
— Да, — пренебрежительно ответила Мерлина. — Я выбросила его.
Джефф скрипнул зубами:
— Вы помните, что там было написано, или надпись была на иностранном языке?
— Разумеется, я все помню, молодой человек. Это был листок, вырванный из записной книжки моего отца. Он написал на нем несколько глупых слов.
— Мама, зачем ты выбросила этот листок? — воскликнула Хеди.
— А что такого? Я актриса. Я могу запомнить все, что угодно. Там было написано: «Вся разница в мыслях».
— И это все? — спросил Джефф.
— Да. В отличие от меня отец к старости стал слабоват умом. Наверное, мне следовало простить его за то, что он ценил портрет больше, чем меня, но я не могу. Отдай портрет актеру.
Рембрандт подошел ближе, глядя на Мерлину Минн. Она посмотрела на него и вздрогнула:
— Вы вживаетесь в роль или всегда смотрите на людей с таким невыносимым состраданием? Перестаньте смотреть на меня так, словно вы хотите простить все мои грехи!
— Мисс Минн, только вы можете простить себя, — сказал Рембрандт. — Перестаньте жить с ненавистью в сердце.
— Мне нравится ненависть! Она поддерживает меня, заставляет чувствовать себя живой!
— Нет, — возразил Рембрандт. — Она убивает вас и омрачает жизнь тех, кого вы любите.
— Я никого не люблю.
— Это неправда. — Голос Рембрандта звучал как раскаты грома. — Подумайте, мисс Минн. Подумайте о тех, кого вы любили, о тех, кто умер или еще жив.
— Подумай о нас, мама, — попросила Хеди. — Мы с Горацием любим тебя, даже если ты ненавидишь…
— Нет! «Вся разница в мыслях», а я заключена в клетке моих мыслей. Я Мерлина Минн — великая… несравненная…
Внезапно она замолчала и разрыдалась. Но, когда Хеди попыталась положить руку ей на плечо, Мерлина оттолкнула ее и бросилась к Джеффу, выхватив у него ружье.
— Мисс Минн, не надо…
— Нет, я выстрелю! Я ненавижу себя — умри! — Она прицелилась и с силой вдавила палец в углубление спускового крючка.
Глава пятнадцатая
НАСЛЕДСТВО
Мерлина Минн выстрелила в свой портрет. Джефф вырвал ружье из ее цепких пальцев, но было уже слишком поздно. Картина исчезла.
— Ха! — воскликнула Мерлина. — Теперь мне стало гораздо лучше. Этот портрет мучил меня с тех пор, как я увидела его. Уходите, незнакомцы! Теперь я освободилась от прошлого и могу умереть с миром.
— Мама, не умирай! — завопил Гораций. — Ты нужна мне! Когда Хеди выйдет замуж за мэра и уедет жить в Особняк Грейси, я останусь совсем один. Пожалуйста, не покидай меня!
— И это все, что мне остается? — спросила Мерлина. — Старый дом, где гуляют сквозняки, да безмозглый сын, который, несомненно, повесит фотографию моего портрета в своей нелепой мастерской, а вы, словно дети, пытались спрятать ее от меня?
Гораций разразился слезами и убежал в боковую комнату через холл.