Задыхаясь от страха, ведьма закрыла глаза. Она читала простенькое заклинание защиты, которое нашла в потрепанной магической книге, когда еще была в приюте. Паника постепенно отступала. Легкая защитная пелена окутала комнату, придала ей временный уют. Мнимое спокойствие.
Все еще дрожа от переполняющих эмоций, Эмма сильно зажмурила глаза, прежде чем посмотреть на свое запястье. Ей не хватало силы воли взглянуть на последствия своей неосторожности сразу. Хотелось сделать это резко. По телу расплывалась неуверенность, томящее чувство безысходности. Не хватало сил открыть глаза, но при этом не оставалось самообладания ждать. Распахнув глаза, Чейз выдохнула.
На бледной коже красовалась прописная буква W*. Мягкие каллиграфические завитушки слегка жгли кожу, но это пустяки. Больше всего Эмма боялась увидеть метку сглаза или проклятия. Витиеватые буквы не входили в перечень опасных знаков. По крайней мере, в книгах они не значились. Чейз не чувствовала слабости, вокруг узора не образовались темные прожилки. Значит, все в порядке, если происходящее можно назвать порядком.
***
Крик. Звонкий, женский крик давил на уши, заставляя сжаться, закрыть уши руками, но Эмма не могла ничего сделать. Ее не было в этой комнате, она не могла шевелиться. Она — зритель. Немой, беспомощный наблюдатель.
В небольшой комнате лежал светловолосый мальчик. Его белые волосы перепачкались в крови, слиплись. Чейз попыталась закрыть глаза, но тщетно. Она по-прежнему видела хрупкое изрезанное тельце. Глубокие раны, из которых все еще сочилась кровь. По коже побежали мурашки. Голубые глаза застыли. На секунду ведьме показалось, что она уже видела этот холодный, безжизненный взгляд. Внутри бурлили адреналин и страх. Она вновь и вновь слышала прерывающиеся женские всхлипы, которые иногда переходили в крик отчаяния.
Когда в комнату вошла шатающаяся Морин, Эмма ужаснулась. Ей казалось, что сердце вот-вот разорвется от страха. Тетушка выглядела молодо. Русые волосы еще не тронула седина, но все такие же худощавые руки тянулись к погибшему ребенку. Белый фартук, испачканный кровью, растрепанная прическа, безумный взгляд заплаканных глаз. Казалось, что тетушка вновь потеряет рассудок, но женщина без колебаний взяла в руки крохотное тельце и крепко прижала к груди.
— Ничего, мое солнышко, ничего, мы скоро встретимся. Все там встретимся.
От пустого взгляда болотных глаз Эмму передернуло. Еще секунда — и она проснулась.
Оконная защелка слетела, открыв окно. По серому небу было невозможно понять, утро ли сейчас или день, но это было неважно. Чейз плотнее укуталась в свитер, стараясь согреться. Ее мокрые руки дрожали, пальцы не слушались. Сон… Просто плохой сон…
***
— О, деточка, снились кошмары? Ничего, на новых местах так всегда, — Морин готовила лазанью. — Нальешь себе чаю? А то руки заняты… Было холодно спать?
— Ничего, все в порядке, спасибо, — Эмма натянуто улыбнулась.
— Не торопись уходить, побудь тут, — тетушка одарила племянницу широкой улыбкой. — На столе книга, почитай, пока я готовлю, а чуть позже погадаем.
На столе лежал толстый том. У книги не было названия, вместо него — лишь три фазы луны, нарисованные на обложке. Старый переплет с хрустом открылся — видимо, к старому фолианту давно никто не прикасался. Толстые страницы хранили истории, записанные от руки. Увлеченно читая, девушка погрузилась в жизнь Нордвуда пару десятилетий назад.
Морин вымыла руки и поспешила досыпать трав в заварку: несколько листов мяты и чабреца; дрожащим пальцем постучала по маленькой стеклянной баночке, из которой упала пара синих капель. Тетушка нервно обернулась и поспешила спрятать зелье в карман.
— Выпей чаю, сейчас чуть-чуть погадаем. Вас учили этому в приюте? — тетушка достала с верхней полки карты. — В Нордвуде у каждого есть свой дар. Мой — знахарство и предсказания. Что бы ты хотела спросить у карт?
— А можно не произносить вопрос? — Эмма встревоженно оторвалась от книги.
— Конечно, просто закрой глаза и задай его мысленно. Я пока разложу карты.
Нависла тишина. Чейз послушно выполнила просьбу. У нее было много вопросов и переживаний, но больше всего девушку волновало другое: действительно ли Нордвуд — то место, в котором ей стоит оставаться?
— Ох, твой расклад… Предначертанного судьбой не изменить, — Морин цокнула. — Карта дома… Твоя карта дома — судьба. Не знаю, как это истолковать, давай посмотрим, что там у тебя с картой любви. Открывай глаза, уже можно смотреть.
Легкий свет лампы неприятно резал глаза, заставляя щуриться. Тетушка сосредоточенно изучала расклад. Ее растрепанные волосы выглядели смешно и несуразно. Но главное она уже сказала.
— Ох, деточка, твое предсказание не слишком приятное… «Не бойся своей любви, бойся чужой: она способна испепелить твою душу», — Морин помотала головой. — Чтоб только Брэйдены не были здесь завязаны. Твоя мать от них уже пострадала — не думаю, что и тебя затронет. Проклятие проявляется не на всех… Но будь осторожна! Хорошая моя, наверное, я тебя замучила своей компанией. Пройдись, посмотри город, а я съезжу на рынок, пока он не закрылся.
***
Серый, покрытый туманом город окутывал Эмму утренней прохладой. Новое место встречало ее привычным прибрежным климатом и устаревшими домами. Здания из серого, слегка облезшего кирпича сливались с близлежащими скалами. Казалось, что дома были построены очень давно. Настолько, что сложно предположить, сколько в них сменилось поколений. Каждый оттенок здания совпадал с чем-то окружающим. Это выглядело захватывающе. Гармония — мрачная, влажная, строгая и таинственная.
Внизу улицы стелилась дымка. Тетушка рассказывала, что время от времени город покрывает белая пелена. Северный туман: густой, непроглядный, предвещающий перемены, вселяющий тревогу и страх тем, кто боится, и дающий надежду тем, кто ждет. Ступая, Эмма не чувствовала никаких прикосновений, но густая масса двигалась, рассеиваясь ближе к телу. Еще полсотни метров — и девушка увидела океан. У нее перехватило дух. Под ногами был последний кусочек почвы, за которым виднелся невысокий склон. Том точно хотел бы тут оказаться. Он всегда любил воду, ее безграничные просторы, глубину, силу. В груди неприятно защемило. Чейз тосковала, скучала по беззаботным дням в приюте. Но прошлое — это всего лишь наши воспоминания. Ими нельзя жить. Живя прошлым, ты убиваешь себя настоящего.
В груди разливалось чувство тревоги. Что-то заставляло уйти с берега, поторопиться покинуть это место. Эмма нерешительно направилась в сторону первых невысоких домов. Голова неприятно кружилась. Ей вновь мерещились вьющиеся нити магии. На этот раз они были кроваво-бордовыми. Тонкие, слабые, они едва не прервались на повороте. Между собой их соединили черные полосы темной магии.
Чейз шла вдоль узкой улицы. На скользкой брусчатке виднелись небольшие капли крови. Но больше всего девушку беспокоило легкое покалывание на запястье. Знак переливался легким алым свечением. От него исходило тепло, растекающееся по всей руке. Оно притупляло чувство волнения. Страх невидим, именно поэтому его сложно преодолеть.
За углом показалась небольшая площадь. Ее окружали трехэтажные дома, меж которых шли узкие улицы. Эмма невольно вскрикнула. Справа от нее, прижавшись к дому, стоял юноша — высокий, светловолосый. Развевающееся пальто обнажало свободную футболку, перепачканную бордовыми пятнами. С руки медленно стекала кровь.