Через час после моего приезда подошел «Норильчонок» и пришвартовался у берега. Сдачу этой партии рыбы я решил сделать показательной и поднял на ноги весь административный аппарат, пригласив их присутствовать при сдаче рыбы. Из здания управления вышли директор, только что приступивший к своим обязанностям новый главный инженер и заведующая складским хозяйством, довольно смазливая женщина по имени Вероника. Ей было около сорока лет. На работу всегда приходила, как на праздник, со вкусом одетая, стараясь не повторяться, с аккуратно наведенным макияжем. В глаза сразу же бросалось количество ее золотых украшений, которым не хватало места на руках, шее, в ушах (в ноздрях и губах тогда еще носить не додумались).
Вся доставляемая с рыбацких точек свежая рыба хранилась в двух больших мерзлотниках, вырытых в земле. Хранилища хорошо сохраняли холод в течение недолгого полярного лета. В каждом таком мерзлотнике могло храниться до сорока тонн рыбы.
За рабочий день к заведующей по звонку и с записками от друзей и знакомых наведывался не один десяток человек, желающих отовариться свежими или копчеными деликатесами. И тут в ход шла «неучтённая» рыба, которая, прыгнув на весы, быстро превращалась в нал. Расчет производился тут же на складе, либо в скромненьком кабинете размером три на три метра. Бдительные работники ОБХСС не дремали и тоже часто делали внезапные проверки и, не успев показать «красную корочку», тут же получали существенную скидку, забыв составить акт проверки.
Какой шарман
Увидев, что причалил «Норильчонок», представители администрации направились в мою сторону, шурша ногами по деревянному настилу тротуара.
– Здравствуйте, Владимир Васильевич.
Я поздоровался за руку с директором и инженером. Вероника, подняв голову вверх, уставилась на кричащих в полете крачек. При этом один её глаз так скосился в мою сторону, что вылез из орбиты и завис на ресницах. Черный зрачок в голубой оправе старался внимательно разглядеть это «чмо» в рыбацких сапогах, которое осмелилось предъявить какие-то претензии ее хозяйке. То ли глазу понравились мои сапоги, то ли я сам, но, успокоившись, он вернулся на свое место.
– У вас какое-то недоверие к приемке рыбы?
Завскладом вопросительно приподняла брови, а шаловливые глазки стали спешно, бесцеремонно сдёргивать с меня рыбацкий наряд и облачили в цивильный костюм. Губы Вероники удовлетворительно расплылись в улыбке и снова свернулись в обиженный бантик.
– А как вы думаете, для чего я сорвался с места?
После такого ответа воображаемый цивильный костюм с меня спал, и я снова облачился в рыбацкий наряд.
– Пока сдавал налима, вопросов не было. Средний вес ящика составил сорок кило. Но стоило загрузить сиговых и тугуна, вес упал до двадцати четырех. Вот накладные, которые я взял в плановом отделе. Заглянул я и в ваш магазинчик. Смотрю бойко идет торговля свежей рыбой. Сига, чира, муксуна, валька, нельму принимаете у нас единой строкой по шестнадцать копеек за килограмм, а на витринах уже на все породы цена разная. Сиг – рубль двадцать, чир, муксун – рубль сорок, а нельма – рубль восемьдесят. Почему же в закупках нет этой разницы?
– Закупочные цены – это прерогатива Крайрыбпрома. А цену реализации разрешено нам устанавливать на местах.
– Понятно. А вы своим в Красноярске хоть раз вопрос задали, почему закупочные цены на Крайнем Севере такие, как на «материке»? И как они их устанавливали, если такой рыбы у них не водится? Как можно сравнивать сига с ельцом или сорогой?
Директор сделал вид, что услышанное для него большая неожиданность. Взяв из моих рук накладные стал их внимательно рассматривать, почти как денежные купюры, только лишь не проверял на присутствие водяных знаков. Косо взглянул на заведующую и пробурчал:
– Разберемся.
Пока грузчики закрепляли сходни на катере, я предложил:
– Давайте пройдем на склад и проверим весы.
Вероника сразу засуетилась и нервно бросила: