Уже к субботе восьмого мая наступила по-летнему теплая, ясная погода. Накануне договорились, что Николай и Катя всей семьей придут во двор пораньше, чтобы успеть подготовиться к торжественному шествию по случаю двадцатой годовщины Победы. И они пришли.
Кастодия и девочки были одеты в длинные, яркие, цветастые платья. В волосах были закреплены кисточки сирени. Николай в той же старой вылинявшей офицерской гимнастерке, галифе, на голове была надета пилотка-испанка. Лишь на ногах вместо стоптанных ботинок красовались солдатские кирзовые сапоги, начищенные до блеска.
– Катя. Мы же твоему нормальный костюм передали. Что же он в этом старье? – возмутились женщины.
– А вы попробуйте уговорить его одеть гражданскую одежду. Он признает только военную форму.
В это время подъехала «Волга». Из нее торопливо вылез Петрович.
– Всем здравствуйте! И всех с великим праздником! У меня времени в обрез.
Он наклонился и вытащил из машины свернутый пакет. Отыскал глазами Николая.
– Вот, прими этот подарок лично от меня и военкома нашего города.
Пакет в обожжённых руках мусорщика раскрылся. В нем лежали новая офицерская гимнастерка, галифе и фуражка. Петрович еще раз наклонился к машине и достал из нее новые яловые сапоги. Глаза Николая заблестели неподдельной радостью. По лицу, разглаживая глубокие шрамы, расплылась настоящая улыбка.
– Спасибо, – хрипло выдавил он.
– Ну, мне пора. Всех жду на параде.
Петрович сел в автомобиль.
В новой форме Николай преобразился. Спина выпрямилась, подбородок поднялся вверх, руки вытянулись по швам. Кастодия с гордостью ходила вокруг мужа, поправляла на нем гимнастерку, одергивала складки. Одевать офицерскую фуражку Николай категорически отказался и остался в пилотке. Жена оценила этот его поступок и чмокнула в щёку.
– Спасибо, дорогой!
Мужики, столпившиеся вокруг, постоянно дотрагивались и поправляли на груди свои награды, которые не одевали более десятка лет. Опускали головы, чтобы лучше разглядеть блестящий металл на своей одежде.
– Ну что? Все в сборе? – седая женщина окинула взглядом собравшихся.
– По порядку номеров рассчитайсь! – крикнул кто-то из толпы.
Все весело рассмеялись. И тут во двор просто влетела молочница Дуся. Жила она в частном доме на Левенке, держала корову, а сюда приходила торговать молоком.
– Погодите, люди добрые! – задыхаясь от быстрой ходьбы крикнула она, размахивая над головой закопченным алюминиевым бидоном. Прядь волос прилипла ко лбу, лицо от волнения было покрыто пятнами. Она с размаху поставила посудину посреди стола и выдохнула:
– Вот. Получайте! – все в недоумении смотрели на нее и на обгоревший бидон.
– Ты бы чугунок еще принесла.
– Было бы в чугунке, принесла бы и его. А вы посмотрите.
Тут подошла Кастодия и дрожащей рукой подняла крышку.
– Святая дева Мария. Это я их в бидоне держала. Думала, сгорели.
Она перекрестилась и стала высыпать содержимое на стол. Сначала выпали погоны майора танковых войск, потом, цепляясь друг за дружку, более двадцати орденов и медалей. Все стояли в оцепенении.
– Катя, бидон детишки нашли на месте сгоревшего вашего балка. Может это ещё не все. Некоторые награды они по домам растащили, но мы их обязательно вернем.
– Мои! – вдруг четко и внятно выдавил из себя Николай и сделал шаг к бидону.
Глаза его блестели радостью и счастьем.
– Твои! – с гордостью сказала испанка.
Начали разбирать и осматривать награды. На некоторых материал от воздействия температуры скукожился, а металл покрылся копотью. На гимнастерке закрепили погоны. Женщины бережно протирали медали и ордена, а Кастодия аккуратно прикрепляла их на грудь мужа.
– Это я понимаю – вид. Вот это герой! – с завистью и восторгом восхищались мужики, глядя на увеличивающиеся ряды наград на груди танкиста.
Кто-то из них не выдержал, рванул в подъезд и вскоре появился, держа в руках бутылку, поставил ее на стол.