«…Ты наша мать, и нет тебя красивей. Мы воины-разведчики с тобой, Моя голубоглазая Россия. Всегда на страже мы на боевой».
Не знаю, было это совпадением, либо Боженьке сверху надоело смотреть на издевательства над нами, но этим же ранним утром по дороге к нашему батальону ехала черная «Волга». На пассажирском сидении мирно дремал заместитель командующего военным округом. Водитель увидел бесчувственное тело майора, лежащего у обочины:
– Свят-свят! – прошептал он и уже громче сказал: – Товарищ генерал, посмотрите. Это что, труп?
Машина притормозила.
– Да труп, только живой, как у Льва Толстого.
«Труп» очнулся, встал на четвереньки и, еще непротрезвевший, сразу перешел на визг:
– Почему стоим? Вперед! За мной, немощные ублюдки.
Он начал подниматься и долго не мог найти точку опоры. Потом столько же времени ушло на наведение резкости. А когда смог оценить обстановку, у него начались печеночные колики.
Генерал посмотрел на мерзкое создание и, еле сдерживая гнев, негромко сказал:
– Отдохнул, майор? Ну тогда за машиной. Бегом. Марш!
Замполита мы больше не видели. На его место пришел молодой капитан, который в последствии стал душой батальона.
Хотя моя служба пришлась на период «холодной войны», в мире было относительно спокойно, может, потому что «дикий» Запад еще полностью не отошел от слов Никиты Сергеевича. Стуча туфлей по трибуне в ООН, он пообещал американцам показать «кузькину мать», не подозревая, что тем самым не только напугал, но и задал головоломку высшим чинам Пентагона, штабу армейской разведки, сотрудникам ГРУ великой державы, которые много лет, потратили на поиски этого нового оружия СССР. Было задействовано большое количество криптографов, старающихся разгадать смысл изречения «кузькина мать».
Самое примечательное, что Хрущев употребил это выражение именно в том значении, что он покажет Америке то, чего она не видела никогда.
Это мы, русские знаем, что мать домового Кузьки обитает за печкой в доме, а если же она покажется кому-нибудь, то этот человек, соответственно, будет напуган. Американцам же откуда было знать об этом.
Генсек
Прошло почти три года. Закончилась моя служба в армии. Воспользовавшись статьёй 118 Конституции СССР, я сменил гимнастерку на гражданскую одежду и под лозунгом «Наши цели ясны, задачи определены – за работу товарищи, за работу!» влился в плотные ряды трудового класса строителей коммунизма, тем более что фундамент был уже заложен.
Присутствовало, правда, чувство досады на Никиту за то, что он обманул наше поколение. Время бежало стремительно, а обещанный коммунизм упорно не хотел появляться на горизонте. И за то, что, призывая догнать и перегнать США, вообще указал неверный путь. То есть, догоняя, мы должны были бежать вслед за американцами, но их-то путь вел в капитализм, а наш должен был вести к коммунизму.
Пришедший на смену персеку Хрущеву генсек Брежнев, как бывший военный, взглянув на карту с красными стрелками, обозначающими направление нашего пути, сразу понял – идем не в ту сторону, поэтому приказал преследование прекратить. Он не был оратором, как Римский Апостол Павел, Средневековый Пётр Пустынник и, конечно, не мог тягаться с Бенито Муссолини и Абд аль-Кади. Поэтому долго говорить не стал, повернулся к соратникам грудью, на которой пока ещё не было наград всех дружественных стран и СССР – «За всё», недовольно сомкнув на переносице брови, окинул мрачноватым взглядом построенное, матюгнулся и сказал:
– Хреновато, скажу я вам прямо, товарищи! Что ж вы здесь нагородили, пока я поднимал целину?
Внушительная толпа членов и кандидатов в члены притихла, не зная, что ожидать от «новой метлы» и напряглась. Засуетился Николай Подгорный и, чтобы разрядить обстановку, громко сказал:
– Пройдемте, Леонид Ильич, мы покажем ваш кабинет. И распахнул массивные двери.
Брежнев вошел, оглядел просторное помещение, подошел к окну и раздвинул плотные шторы, изготовленные из натурального щелка с узорами ручной вышивки.
– Ладно. Ломать не будем. Пусть всё остается, как есть. К тому же, если внимательно присмотреться… – он прищурил один глаз. – И вы все присмотритесь. Видите, вырисовываются эти четкие контуры? А это, как я понимаю, не что иное, как облик развитого социализма.