«Собеседница!..»
Собеседница! ангел моих вечеров,
И теперь я живу, ты поверишь едва,
И приходят ко мне Соловьёв и Петров,
Я читаю стихи, забываю слова,
Отмечаю цезуру мгновенною жизнью своей,
Наливаю стакан допотопного местного пива,
И бросаю строку в золотистый туман елисейских
полей,
И смотрю за окно, где растёт голубая крапива,
Где бледнеет луна и зачем-то сияет звезда,
Соловьёв и Петров отдыхают от скуки и лени,
В умывальнике снова к утру цепенеет вода,
За окном перед смертью дрожат золотые растенья.
Собеседница! я повторю, что живу,
Мне хватает куска плесневелого чёрного хлеба.
За окошком опять задышал паровоз, как корова в хлеву,
И дыханье столбом потянулось в открытое небо.
Лермонтов
У него в руках венок.
Он несёт его по кругу.
Он настолько одинок,
Что ему не надо друга.
«Ты уходишь, как погода…»
Ты уходишь, как погода,
И меня не веселит
Обещание прихода
По прошествии обид.
Даже сердце на свиданье
Побелело как стекло.
Ты взглянула на прощанье,
Улыбнулась тяжело
И ушла. Зачем, родная,
Ты хотела жизнь мою?
Я тебя совсем не знаю,
Понемногу узнаю.
«Золотое пространство поплыло…»
Золотое пространство поплыло
К горизонтной, последней черте,
И осталось дневное светило
В беззащитной своей наготе.
Так улыбка твоя и надежда,
Перед тем, как исчезнуть во тьме,
Бесконечно, печально и нежно
В одиночестве видится мне.
«Я люблю остывающий дом…»
Я люблю остывающий дом,
Я люблю ускользающий свет,
Я не знаю, что будет потом,
По прошествии тысячи лет.
Уплывает вода в облака,
И туман укрывает следы,
И не тянется больше рука
К изголовью вечерней звезды.
Упомянутый в книге судеб
Я стою на краю тишины,
Этой горечи розовый хлеб
Принимая как годы войны.
«Когда мечта идет по кругу…»
Когда мечта идет по кругу,
Как победитель по арене,
Я позову свою подругу
И подарю ей куст сирени.
Я ей скажу: — В саду весёлом
Пускай цветёт сирень живая,
Пускай гуляет Новосёлов,
Смешные фразы отпуская.
Чтоб ты меня не вспоминала,
И поскорей меня забыла,
А мы с тобою жили мало,
Но это так прекрасно было,
Как если б куст сирени вырос
Вдали от берега, и в море
Над ним как Бог летел напирус,
Оберегающий от горя.
«Подуем же в горсть…»
Подуем же в горсть и попросим всего лишь
страницу,
И вырастет город, и выйдут на улицу люди,
И жёлтым салютом зажгутся усталые лица,
И Каменный Сад оживёт, поплывёт по каналам,
Покатится яблоком по серебряному блюду,
Как в детстве когда-то бывало.
Никто не умрёт, даже если всегда умирает,
Она только белое платье надела и серые туфли,
Она у канала играет, где Каменный Сад проплывает,
Где небо не падает вниз, поддержано шпилем,
Где плещутся звёзды как угли,
Как в детстве когда это было.
Вода поседела, но Каменный Сад неизменен,
И так же плывёт, и встречает тебя благосклонно,
И Красное как благодать посещает гранитные стены,
И наша мечта оживает, как старые были,
И жизнь не уходит, а только мерцает бессонно,
Как в детстве наверное было,
Мелькает волна в переливах неяркого света,
И сердце моё вырастает, как веточка клёна,
И эта весна непохожа на серое лето,
И Каменный Сад принимает, как старое крепкое судно,
И, голову вскинув, любовь говорит изумлённо,
Как счастье, когда это будет.
Ночные пловцы
Мы чиним старенькую лодку
И отправляемся вдвоём.
Мы пьём космическую воду,
Пересекая водоём.
И звёзды медленно, как мины,
К нам поднимаются со дна,
И освещает все глубины
Великолепная луна.
Из наших лёгких вышел воздух,
Над нами вьются пузырьки.
Мы покидаем нашу лодку
По мановению руки.
Не разогнув свои колена,
Расставив руки в высоте,
Мы уплываем постепенно,
Как целлулоид в кислоте.
«А я, скорее, не люблю…»