Километр за километром бежит дорога. «Вот и «Божьи поля», валки тучные — не перешагнешь, старики прикидывают: центнеров на тридцать потянут. А рядом — я сразу узнал ее, родимую: лущёвка, из-за которой столько всего натерпелся Яков Петрович Орищенко. Теперь она «реабилитирована». Позапрошлой весной здесь впервые засеяли по лущёвке три небольших поля и получили неплохой результат. В прошлом году уже на большей площади она снова оправдала себя. И нынче тоже».
Потом Владимир заговорил о новых сортах зерновых: с прошлого года он всерьез занялся обновлением сортов пшеницы. Уже в этом году половину площадей засеяли сортами первой репродукции, раздобывая семена всеми правдами и неправдами.
— А еще у нас есть удивительный сорт овса, который мы чуть ли не первыми в мире запустили в производство, — не без гордости сообщил мне Владимир. — Привез прямо с селекционной станции. Урожайность не так чтобы очень, всего около 15 центнеров, зато зеленой массы — по 375, вдвое против кукурузы. Во овес!
На этом разговор прервался, мы подъезжали ко второму отделению, где главного агронома ждали дела куда более важные, чем разговор с журналистом.
— Сегодня, Александр Трофимыч, занимайся только семенами! Весь день — только семенами! — наказал Владимир участковому агроному и подробно разъяснил, что и как надо делать. Затем дал подробные инструкции заведующему зернотоком и управляющему отделением. Те дружно кивали и обещали сделать все как надо.
По пути на третье отделение заехали на зябь. Владимир проверил качество пахоты и отбиты ли поворотные полосы. Если не были отбиты, — дожидался пока подъедет тракторист и пройдется плугом по кромке поля.
Одно было непонятно: зачем главному агроному стоять и ждать целых двадцать минут, пока тракторист делает эту поворотную полосу. Сказать — и ехать дальше. В конце концов, на отделениях есть участковые агрономы.
— На них мало надежды, — сказал Владимир. — А спрашивают в первую очередь с меня.
Субботу я провел в райцентре, а воскресным утром вернулся в совхоз. Владимир был в конторе.
— Что с семенами? — спросил я.
— Почти на нуле.
Опять весь день мотаемся по отделениям, и главный агроном снова и снова втолковывает управляющим, заведующим зернотоками и участковым агрономам простую истину: НАДО ЗАСЫПАТЬ СЕМЕНА В ХРАНИЛИЩА!
Словно он не был ни в пятницу, ни в субботу во всех пяти отделениях. Словно не говорил много раз те же самые слова тем же самым людям.
Выражаясь техническим языком, можно сказать, что коэффициент полезного действия главного агронома был близок к нулю. Иными словами, я еще не видел этого славного мужика в роли главного агронома. Он занимался эти дни чем угодно, но только не решением проблем, которыми по статусу положено заниматься главному агроному: на моих глазах он был контролером, погонялой, надсмотрщиком, толкачом, водителем своей персональной машинёшки, но только не главным агрономом.
Спрашиваю: какими же чисто агрономическими делами ему сейчас надо было бы заняться.
— Многими, — с тяжким вздохом молвил Владимир. — Например, позарез надо связаться с контрольно-семенной лабораторией и узнать, какую всхожесть показывают семена нашей твердой пшеницы. Неплохо бы и просто посидеть за столом в агрокабинете, подумать есть о чем: сравнить, скажем, данные по урожайности этого года с прошлогодними; посмотреть, какие факторы влияли нынче на урожайность, какая зябь лучше показала себя — августовская или сентябрьская; решить, какие поля следует пахать глубоко, а какие обработать поверхностно — пахота-то уже полным ходом идет…
Говорят: агроном не только технолог, но еще и организатор производства. Да что ж это за организаторская работа, если главный агроном элементарно подменяет своих подчиненных! Подменять-то подменяет, а толку от этого нет никакого. Ведь в совхозе пять отделений. Значит, пять управляющих, пять заведующих зернотоками, пять участковых агрономов, пять учетчиков… Это сколько же времени надо, чтобы каждому ежедневно объяснять во всех подробностях, что и как ему надо делать, да еще каждого проконтроливать!..
— А куда денешься! — пожимал плечами Владимир. — Некуда деваться, вот и носишься как угорелый с шести, а то и с пяти утра и до полуночи.
— А семена не засыпаются.
— Рано или поздно засыплем. Каждый год такая лихорадка с ними, а все равно к весне ни одно хозяйство не остается без семенного фонда.
— Только во что это обходится.
— Мы народ крепкий, выдюжим. А куда денешься? Партия сказала: «надо!» — вот и крутимся.