«Веселый» же обходился вообще без городских. Там на зернотоках стояли опрокидыватели — несложные механизмы, позволявшие обходиться без грузчиков: бортовые машины одна за другой въезжали задним ходом на такой опрокидыватель и через две-три минуты уже отправлялись назад к комбайнам. И грузчиков не надо, и машин меньше требуется благодаря сокращению простоев.
— Где ж вы опрокидыватели-то раздобыли? — спросил я у главного агронома.
— А где попало: один был, два выменяли в Казахстане, а два на элеваторе напрокат взяли.
Но «Веселый» обходился своими силами не только на зернотоках. В этом совхозе три отделения, и в каждом по одной бригаде. В совхозе имени XIX партсъезда два отделения, но в одном три, а в другом четыре бригады. В обоих совхозах площадь пашни одна и та же — около тридцати тысяч гектаров, а соотношение управляющего персонала в отделениях на тот момент, когда я там находился, было таково: в «Веселом» 12 человек, а в совхозе имени XIX партсъезда — 23, почти вдвое больше. И дело тут не только в экономии по зарплате. Ведь «лишние» 11 человек, бригадиры и их помощники, — это же механизаторы экстра-класса! Значит, в «Веселом» на 11 механизаторов экстра-класса больше занято непосредственно в производстве. В условиях целинного земледелия — по тысяче тонн зерна на каждого! Как раз в тот год в «Буруктальском» на уборочной работало около 50 комбайнеров, командированных из других районов, а «Веселому» предлагали восьмерых, но и тех директор «по-соседски» уступил буруктальцам. Ни одного комбайнера со стороны не работало той осенью в «Веселом», а уборку этот совхоз закончил первым в районе. И вот какой парадокс: в «Веселом» уборку вели 65 комбайнов, а в «Адамовском» — 130, то есть сокращение числа комбайнов позволило только ускорить темпы уборки.
Директор «Веселого» Венедикт Тимофеевич Балабанов средь бела дня сидел за столом и просматривал газеты. Увидев нас с главным агрономом, снял очки, вышел из-за стола нам навстречу. Он и внешне очень походил на курганского Ефремова: большой, грузный, с лысой головой, ястребиным носом и добродушным выражением лица. Снова уселся за стол, предложив и нам удобнее располагаться. И повел неторопливый разговор, будто размышляя вслух.
— …Чем меньше людей в хозяйстве (разумеется, до определенного предела), тем больше каждый сделает. Не верьте тем, кто сетует на нехватку людей. Людей хватает, только надо их хорошо организовать.
— …Нынче в городах нашей области снято с предприятий и послано на уборку около тридцати тысяч человек. Сколько бы они за это время на своем месте сделали!..
— …Вот жатки. Шестиметровых у нас только двадцать штук. В основном четырех-, а есть и трехметровые. Если бы все были шестиметровыми, потребовалось бы в полтора раза меньше комбайнов, а уборочную закончили бы на полмесяца раньше. А какая, в сущности, разница заводу-изготовителю? Немного больше металла потребовалось бы, а механизм тот же. Мелочь оборачивается миллионами: представляете, что значит заканчивать уборку на полмесяца позднее? Хорошо, осень нынче сухая…
Главный агроном «Веселого» рассказал, как весной в первый год работы, не осмотрев как следует массив, он дал команду приступать к севу. И поехал дальше, на другие поля.
А через полчаса к этому полю подъехал директор. Вылез из машины, прошелся взад-вперед и увидел, что кое-где лезет овсюг.
— Кто велел сеять?
— Да главный агроном!
— Ну хорошо, — сказал Венедикт Тимофеевич. — Продолжайте сеять.
— Так овсюг же!
— Не знаю. Агроному виднее. Делайте, как он велел.
И поехал искать главного агронома. От отделения до отделения — десятки километров. Каждое поле — по четыреста да по шестьсот гектаров. А таких полей около полусотни. Полдня носился директор по совхозу, пока не нашел своего главного агронома. Сказал ему про овсюг.
Тот поехал, посмотрел. Верно, лезет. Велел приостановить сев и сперва продисковать поле.
Не проще ли было директору самому сразу отдать необходимые распоряжения? Возможно, Володя Дроздов на месте Венедикта Тимофеевича так бы и поступил. Как не раз поступал при подобных ситуациях в своем совхозе. Но Венедикт Тимофеевич, прогонявшись полдня за своим главным агрономом, тем самым дал понять — и ему, и другим, — что у каждого в хозяйстве строго разграниченные функции: директор — это директор, а главный агроном — это главный агроном. Потратив однажды несколько часов на пустую, казалось бы езду, Венедикт Тимофеевич, как опытный шахматист, который ради выигрыша партии может пожертвовать фигуру, сберег для себя много драгоценного времени в будущем.