Со дня на день ждали, что установится погода. В августе еще можно ждать.
По области на 31 августа было обмолочено менее шести процентов зерновых, в Талицком районе 21 процент, в «Пионере» — 25. Вот и весь августовский хлеб.
Надвинулся сентябрь. А в сводках погоды — ни проблеска надежды.
1–2 сентября: «По области ожидается переменная облачность, местами кратковременные дожди…»
3–4 сентября: «Местами кратковременные дожди…»
Четвертого и пятого августа хлестало так, что, казалось, теперь и за неделю валки не обсохнут.
Первый стопроцентно погожий день выдался в субботу 6 сентября. С утра до вечера ярко светило солнце. Асфальт на улицах центральной усадьбы к полудню уже подсох, лишь кое-где голубели блюдечки луж. А в поле было мокро и грязно.
— Если за ночь не помочит, с утра начнем переворачивать валки, а в середине дня попробуем пустить комбайны, — задумчиво проговорил Александр Федорович, вылезая из «уазика», чтобы лишний раз потрогать руками колосья.
— Уже завтра?
— Если валки не успеют просохнуть — будем убирать напрямую пшеницу, которая еще не скошена.
Ночью дождя не случилось, но утро не обещало хорошей погоды: небо было мглистое, сплошной серый полог. Однако к обеду опять щедро засверкало солнце.
Директор сидел в «уазике» во дворе гаража. Дверца распахнута настежь. В руке — переговорная трубка рации, нога — на подножке, во рту — сигарета.
— «Калитка-пять», как дела?
— Молотим! — слышится из трубки бодрый голос управляющего первым отделением.
— А как валки на ста двадцати пяти гектарах?
— Сырые еще. Поднимаем.
— Сколько подъемников на ходу?
— Два.
— Ладно… «Калитка-семь!» Подъемники работают?
— Работают, все в поле.
— Комбайнеры все в сборе?
— Все. Но пока им делать нечего, валки совсем сырые.
— «Калитка-три», ответь первому! Александр Федорович, ты где?
— Еду на второе отделение. Там комбайны стоят.
— Слышал. Может, пока их к Рябцеву отправить?
— Сейчас выясним обстановку.
— «Калитка-восемь!..» «Калитка-восемь!» Яков Исаевич, у тебя овес с горохом готов? Возможно, к тебе сейчас со второго отделения отряд подойдет. Я тоже скоро подъеду, рацию держи включенной. — Подымил в задумчивости, поглядел на небо и подмигнул мне: — Глядишь, четыреста тонн сегодня намолотим, а?..
Вот опять скажут: пионерцам хорошо, у них даже рации есть! Это верно, не во всех хозяйствах были в те годы рации. А если были, то лишь у директора, парторга и у главного инженера. Как в совхозе «Южном» того же Талицкого района, где главному агроному, как мне сказали, рация не полагалась по статусу. Сообразил же кто-то…
— «Калитка-семь», как с подъемом валков?
— Работают пресс-подборщики!
— Ну-ка, съездим поглядим! — приглашающе махнул мне рукой Геннадий Михайлович.
…Резво бежит вдоль валка колесный трактор с пресс-подборщиком. Сырой, прибитый дождем к земле хлебный валок тугой волной взбегает на вращающийся барабан, становится пушистым, легким и снова ложится на стерню позади пресс-подборщика. Мы прошли поперек поля к тем валкам, которые были подняты часа два-три назад.
— Сухие, смотрите-ка! — Геннадий Михайлович, похоже, и сам удивился.
Я ощупал колосья и стебли. И правда, уже почти совсем сухие.
— Можно сюда гнать комбайны, — решил директор. — Когда подъедут, уже без «почти» совсем хорошо будет.
8 сентября: «По области ожидается переменная облачность, местами кратковременные дожди…»
Я проснулся в шесть утра, взглянул в окно, и душа возрадовалась: небо было безоблачное, голубое. И ворона на верхушке высокой сосны посреди поселка не каркала, молча чистила перья.
Директор в своем «уазике» снял с крючка переговорную трубку.
— Александр Федорович, ты где?
— В Чупино. Комбайны выходят.
— «Калитка-пять», как дела?
— Сейчас выходят комбайны.
— «Калитка-семь!»
— Я «Калитка-семь», комбайны в поле!
Весь парк был на ходу. А у Болиевского дождь пылил. Мы подъехали к нему. В кожаной куртке и блестевшей от дождя кожаной же фуражке с высоким околышем управляющий походил на комиссара времен Гражданской войны.
— И как под дождем убирается?
— Привыкли, — пожал плечами Болиевский. — Молотим, как в сухую погоду.
И вдруг:
— «Калитка-один», ответьте третьему!
— Что случилось, Александр Федорович?
— Вяткин по шестьдесят центнеров намолачивает!
— Да ну?!
Быстро стемнело. Комбайны ходят с зажженными фарами, на первой повышенной. По ветровому стеклу скребет «дворник». Временами дождь сыплет по крыше кузова мелкой крупкой, но тут же и прекращается.