Каждый из «королей» использовал свободную площадь по собственному усмотрению. Один разводил аквариумных рыбок. Другой держал волнистых попугайчиков, которые порхали в просторной вольере и без устали щебетали под шум станков. Когда станки выключались, смолкали и попугайчики. Третий «король» ухаживал за лимонными деревцами, которые росли в двух больших кадках. На деревцах густо висели, поблескивая шершавой глянцевитой кожицей, и еще незрелые темно-зеленые, и уже поспевающие золотистые плоды. Только у четвертого, их бригадира, не было никакого хобби, на его свободной территории стоял доминошный стол, за которым все четверо в обеденный перерыв забивали «козла».
Зарплата у «королей» была соответствующая, очень высокая по тем временам — что-то около четырехсот рублей в месяц (рядовой шлифовщик получал не более полутора сотен).
И вот как-то разговорились мы с одним из «королей» о том о сем. Он не отрывался от работы, снимал со станка одну за другой зеркально сверкающие детали. В какой-то момент я спохватился: «Наверное, отвлекаю вас от работы?» — «Да нет, нисколько», — сказал он. «Но у вас ведь наверняка поминутно все рассчитано». Он как-то странно усмехнулся, круто повернулся к станку, закрепил новую заготовку и попросил меня засечь время. Через четыре минуты тридцать одну секунду снял отшлифованную деталь со словами: «Почти как положено по норме». И, закрепив новую заготовку, попросил еще раз засечь время. Абразивный круг запел на запредельно высокой ноте, почти не воспринимаемой ухом. И вдруг искры погасли, круг замер неподвижно, и стало совсем тихо.
― Что случилось? ― спросил я.
― А ― все, ― проведя по лбу тыльной стороной ладони, «король» глазами показал на мою левую кисть с часами: ― Сколько там?
Я глянул на часы и тут же, обалдело, на «короля».
Секунды три ушло на обмен репликами. Если их вычесть, то получалось, что эту деталь он отшлифовал за двадцать девять секунд. В девять с лишним раз быстрее, чем положено по утвержденной норме!
— Вот так я мог бы работать, — сказал «король», победно поглядев на меня, и, насладившись произведенным впечатлением, добавил уже другим тоном: — Если бы кому-нибудь это было нужно. Мне не нужно, потому что мне тут же в девять с лишним раз повысят норму, и тогда придется во столько же раз больше шлифовать этих деталей, чтобы зарабатывать столько, сколько я сейчас зарабатываю. Да и никому не нужно столько деталей, сколько я мог бы отшлифовать за смену. У нас же плановая экономика…
Попрепиравшись с экономистом, Михайлов опять поехал в поле. Ехал и поглядывал по сторонам.
— Смотрите, какой красивый массив! — то и дело говорил мне. — Хорошо выровнен, правда?
— Глубокая, выровненная с осени зябь? — спрашиваю.
— Обязательно!
Я уже обратил внимание: культура обработки почвы просто отменная, гладь полей, их ухоженность просто радовали глаз. Почти не было незасеянных массивов, где бы не стрекотали трактора — либо со сцепкой борон, либо с катками, либо с культиваторами. За культиваторами и боронами, перелетами и скоком, следовали стайки грачей, деловито выискивавших в разрыхленной земле червячков и личинок.
— А мы сразу за грачами — с сеялками, — посмеивался главный агроном. — Разрыва между культивацией и посевом у нас, можно сказать, совсем нет. Да вон гляньте: на том конце поля уже сеялка маячит!
Немного погодя Владимир Васильевич попросил водителя остановиться. Выскочил из машины, забежал на поле, склонился, снова быстро выпрямился, и я услышал его радостный возглас:
— Овсюг! Пошел наконец-то!
— Много его у вас?
— Хватает. Третий год не можем с ним по-настоящему бороться: вёсны-то какие холодные! Уж больше половины полей засеяли, а он только проклёвывается!
— В «Пионере» на сорных полях сеют в конце мая, — заметил я.