Мой прадед Тимофей и его сыновья охотились вместе с одной семьёй из местных жителей, семиреченских казаков. Глава этой семьи, на редкость прижимистый и, видимо, не очень порядочный человек, как раз и верховодил в их промысловой артели. Это обстоятельство и привело, в конце концов, к конфликту, переросшему со временем чуть ли не в кровную месть, держащей обе семьи много лет во взаимной враждебной напряжённости. Мой отец даже мне, когда я стал взрослым, и с тех давних событий, как говорится, утекло уже много воды, назвал фамилию этой семьи и предупредил, чтоб я был всегда настороже, коль встречу человека, носящего такую же. Я помню её до сих пор, но никогда не встречал кого-либо хотя бы с похожей фамилией. Так вот, вначале в артели всё шло вроде бы нормально. Но однажды осенью, когда начали делить доходы от охоты и рыбалки, мой прадед вдруг обнаружил, что глава артели бессовестно обжулил его с сыновьями. Был поздний вечер, праздничное застолье по случаю окончания сезона подходило к концу, когда прадед стал предъявлять свои претензии нечестному хозяину. Слово за слово, страсти накалились, кряжистый хозяин схватил прадеда за грудки. Но лучше бы он этого не делал, потому что старому вояке такое обращение, видно, было непривычно и, вполне естественно, поэтому очень не понравилось: он просто поднял обманщика над своей головой и вышвырнул его в окно. Окно это с вышибленной рамой на беду оказалось на втором этаже особняка, да и во дворе, понятно, было не мягко, поскольку землю уже сковал мороз. Поэтому уличённый в мошенничестве глава артели прожил после того вечера всего только три – четыре дня.
Скандал замяли, поскольку прадед оказался всё-таки прав в своих претензиях, и года два они вообще больше не охотились вместе. Только после сокрушительного землетрясения в 1911 году, порушившего форт Верный основательно, средний сын Тимофея, Корней, снова вступил в ту же артель, видно, нужда заставила. Но с той охоты он уже не вернулся: его нашли мёртвым под опрокинутым возом с мороженой рыбой. Потом выяснили, что это был совсем не несчастный случай: да, он был предварительно застрелен выстрелом в спину, прежде чем оказаться под опрокинутым возом. И хотя все догадывались о том, кто это мог сделать, прямых улик не оказалось, и виновного не нашли. Так моя бабка по отцу, Соломея Кондратьевна, полунемка-полуукраинка из Асканьи-Новы, стала вдовой, получив три рубля в виде компенсации за гибель мужа, а мой отец с сестрёнкой Татьяной и младшим братом Василием – сиротами. Случилось это в 1912 году, и тогда-то вся семья и перебралась под Омск. На новом месте братья погибшего Корнея продолжили заниматься коневодством для нужд уже преимущественно Сибирского казачьего войска.
Мать моего отца вскоре снова вышла замуж и, сменив фамилию, стала с тех пор называться Носовой. Вскоре у моего будущего отца появился ещё один брат, которого нарекли именем Пётр. Но отец мой, оставшись сиротой, не пошёл в новую семью матери, а остался жить у дяди Федота. В семье дяди не было своих детей, и родственники с доброй душой приняли под своё покровительство осиротевшего племянника. Жил с ними и старый дед Тимофей. Всё лето вся мужская часть семейства, в том числе и подросток Федос, как по-домашнему прозывали здесь с детства моего отца, проводила в прииртышских степях с конскими табунами. Так и вырос он среди лошадей, находясь под постоянным приглядом достаточно строгого деда и довольно флегматичного дяди, с его добродушной супружницей.
5
Как-то в одном детском журнале в 70-х годах прошлого века (для наших детей мы с женой постоянно выписывали разные там «Мурзилки», «Пионеры», «Костры» и «Вожатые» – кстати, очень интересные по тем временам и достаточно содержательные детско-юношеские периодические издания) мне попался на глаза исторический очерк о времени русско-турецкой войны в Болгарии. Не помню уже названия этого журнала, ни тем более автора очерка, обозначенного мелким курсивом в конце публикации. Забылось, конечно, почти полностью и само содержание, кроме одного удивительного, прямо скажу, курьёзного эпизода – видимо, именно поэтому его и сохранила моя память. Вот краткое его изложение. Была глубокая слякотная осень, когда русские войска подошли к одному болгарскому городку, занятому турками. Несколько попыток взять его сходу штурмом не увенчались успехом – видно, русские солдаты основательно устали после изнурительного перехода по осенним хлябям разбитых дорог. И тут перед глазами раздосадованного неудачей генерала предстал командир одного задержавшегося в походе кавалерийского эскадрона: одежда на нём была мокрая, и сам он, наверное, от чрезмерной усталости, довольно неуверенно держался на ногах. Но его боевой конь яростно бил копытом землю, игриво пританцовывал рядом, выгибая шею и дерзко фыркая, с бешенством вырывал повод из рук коновода. Из сбивчивого доклада офицера до генерала дошло, что эскадрон застрял на переправе: пришлось плыть в холодной воде рядом с конями. Поэтому, чтобы не застудить лошадей после вынужденного осеньего купания, их напоили вином, которого в изобилии оказалось в гостеприимной болгарской деревушке на речном берегу. Ну и, несомненно, решили и сами принять немного «на грудь», так сказать, «для сугреву». Опешивший от такого простодушно чистосердечного доклада генерал не знал, что ему предпринять в ответ – смеяться или гневаться по полной программе. Но, видимо, он не был лишён чувства юмора, потому что, изобразив грозный вид, тут же сказал: