Но страх прошения - это страх перед обнажением своей души. Мы боимся показать свою уязвимость, свою нужду, потому что это означает раскрыть перед другим человеком свои слабости. И здесь начинается внутренняя борьба: с одной стороны, мы жаждем помощи, жаждем ответа на нашу просьбу, но с другой - наша гордость мешает нам признаться в этой нужде. И чем больше эта гордость, тем сильнее наше внутреннее сопротивление.
Однако разве прошение - это всегда слабость? Разве не в прошении заключается величайшая сила? Ведь для того, чтобы просить, нужно обладать огромной внутренней мужественностью. Человек, способный просить, уже преодолел в себе часть своей гордыни. Он сделал шаг к тому, чтобы признать свою природу, свою человеческую ограниченность. В этом смысле прошение - это акт смирения, но смирения не перед человеком, а перед жизнью, перед самим собой, перед Богом. Просить - значит осознавать свою немощь и при этом верить в возможность помощи, верить в добро.
И вот тут возникает парадокс. Ведь чтобы просить, нужно обладать не только смирением, но и верой. Вера - вот основа всякого прошения. Человек, который просит, верит, что его просьба будет услышана. В этом есть нечто детское, наивное, но одновременно и великое. Просящий человек напоминает дитя, которое, несмотря на свою слабость, безусловно верит в силу родителя, верит, что его просьба не останется без ответа. И эта вера рождает в душе прошение - простое, искреннее, настоящее.
Но что же происходит, если просьба не удовлетворена? Как тяжело человеку, когда его прошение отвергнуто! Тут рождается горечь, рождается обида. В душе вспыхивает чувство несправедливости: «Почему я просил - и не получил?» И здесь начинается настоящая драма человеческой психологии. Ведь не всегда просьбы могут быть исполнены, не всегда тот, к кому мы обращаемся, может или хочет помочь. И вот тогда человек сталкивается с испытанием своей веры и своего смирения.
Прошение - это не только надежда на ответ, это и готовность принять отказ. Настоящая сила души проявляется не тогда, когда наша просьба удовлетворена, а тогда, когда она отвергнута, и мы принимаем это с достоинством. Здесь открывается глубина евангельской истины: «Просите, и дано будет вам». Но разве всегда дается то, что мы просим? Нет, часто ответ бывает иным, нежели мы ожидали. И вот тут нужно мужество, чтобы принять этот ответ, каким бы он ни был. Потому что в прошении кроется не только ожидание, но и готовность смиренно принять волю другого, будь то человек или сам Бог.
Прошение - это акт глубокой человечности. Оно сближает нас с нашим ближним, делает нас зависимыми, но не в унижающем смысле, а в том смысле, что через прошение мы признаем свою связь с другими людьми. Мы не можем жить в одиночестве, не можем существовать, не обращаясь за помощью, за поддержкой, за пониманием. И это прошение не всегда выражено словами - часто оно безмолвно, но оно всегда присутствует в нашем сердце, в нашей душе. Ведь вся человеческая жизнь - это в сущности одно великое прошение: прошение о любви, о прощении, о спасении.
18. 02. 2024
+
ЭККЛЕЗИАСТ
Как часто я возвращаюсь к этим словам, к этой книге, в которой, кажется, сокрыта вся бездна человеческого опыта, вся боль и вся мудрость, приобретенная через страдания. Экклезиаст, этот древний мудрец, словно взглянул на человеческую жизнь в пределах истории человечества, заглянул в самые темные уголки человеческой души и нашел там одну единственную истину - "все суета". Что же это за истина? Почему, читая эти слова, я ощущаю не только тоску, но и какую-то странную, непостижимую истину?
Мудрость Экклезиаста - это мировоззрение человека, который прошел через огонь испытаний, который потерял все иллюзии и достиг предела человеческого понимания. Он видел все: богатство, власть, наслаждение, труд. И все это показалось ему тщетой, дымом, который рассеется при первом же дуновении ветра. Но неужели в этом заключается весь смысл жизни? Неужели, как он говорит, "нет ничего нового под солнцем", и все, что происходит - это бесконечный повтор бессмысленных событий?
Мне кажется, что за этими словами кроется глубокое отчаяние, но также и попытка найти в этом хаосе нечто вечное, нечто, что пронзает этот мир своей неизменной правдой. Экклезиаст, будто стоя перед лицом небытия, задает вопрос: что же остается человеку, если все вокруг - только суета? И этот вопрос звучит как крик души, которая не может больше мириться с пустотой мира, но и не находит в нем ничего, что могло бы ее наполнить.
И в этом отчаянии, в этой пустоте есть нечто величественное. Экклезиаст не отвергает жизнь, он не уходит в забвение, но ищет смысл там, где, казалось бы, его нет. Он смотрит на мир широко открытыми глазами, видя его таким, какой он есть: без иллюзий, без красивых обманов. И, возможно, именно в этом его сила - в умении смотреть правде в глаза, какой бы страшной она ни была.
Но что же мы, читатели? Можем ли мы принять эту истину, можем ли мы вынести этот тяжелый взгляд на жизнь? Мне кажется, что современный человек часто пытается избежать тех вопросов, которые задает Экклезиаст. Мы привыкли искать утешение в успехах, в накоплениях, в мимолетных удовольствиях. Мы хотим верить, что наше существование имеет вес, что оно что-то значит. Но Экклезиаст словно забирает у нас эту уверенность, заставляя признать, что все это - лишь временные формы, которые исчезнут так же быстро, как появились.
И все же, в этом признании нет отчаяния, а есть особая форма свободы. Поняв, что все вокруг временно и преходяще, мы начинаем искать не внешнее, но внутреннее. Мы начинаем осознавать, что истина - не в богатстве, не во власти, не в славе, а в том тихом, что есть внутри нас. Экклезиаст, как мне кажется, ведет нас к этой внутренней тишине, к осознанию того, что истинная жизнь начинается не с успеха, но с принятия своей смертности, своей конечности.
И тут я вижу, как его слова перекликаются с христианским пониманием жизни. Ведь разве не говорит Христос: "Ибо кто хочет душу свою сберечь, тот потеряет ее, а кто потеряет душу свою ради Меня и Евангелия, тот сбережет ее. Ибо какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит? Или какой выкуп даст человек за душу свою"? Экклезиаст, возможно, не знал еще ответа, который даст христианство, но он уже чувствовал ту самую правду: чтобы обрести жизнь, нужно сначала отказаться от иллюзий о ней.
Ведь что остается человеку, когда все внешнее рассыпается? Остается вера. Вера в то, что за этим миром, за всей его суетой, есть нечто большее. Экклезиаст чувствует эту веру, но она для него еще туманна, неоформлена. Он видит, что жизнь - это лишь мгновение, но это мгновение может быть наполнено смыслом, если смотреть на него через призму вечности.
И здесь я снова возвращаюсь к своим размышлениям. Внутреннее состояние Экклезиаста - это состояние не только отчаяния, но и надежды. Это психология человека, который прошел через все ступени земной жизни и понял, что настоящая мудрость - это не знание, а осознание своей ограниченности, своей конечности. И, быть может, в этом осознании и кроется путь к настоящей вере, к тому, чтобы найти смысл там, где, казалось бы, его нет.
Экклезиаст - это голос каждого из нас, когда мы сталкиваемся с неизбежностью, с потерей, с разочарованием. Но его голос - это не голос поражения. Это голос того, кто ищет ответ, даже зная, что ответ может быть не таким, как мы хотим. И в этом поиске он показывает нам, что подлинная сила человека - не в том, чтобы избежать страдания, а в том, чтобы встретиться с ним лицом к лицу и, несмотря на это, продолжать искать истину.
Ведь, в конечном итоге, что есть жизнь, если не поиск? И что есть мудрость, если не умение принять ее такой, какой она есть - с ее суетой, с ее страданиями, но и с ее тайной, которую мы никогда до конца не поймем?
19. 02. 2024
+
НАСТОЯЩЕЕ
Настоящее… Это значит "здесь и сейчас"? В этом выражении заключена вся жизнь человеческая, ее высший накал, и, в то же время, все его прошлое и будущее. Ведь что такое "сейчас"? Разве оно не ускользает от нас, как вода сквозь пальцы? Стоит ли его искать, если оно исчезает прежде, чем мы успеем его осознать? И почему человек так странно не готов к настоящему, предпочитая жить либо в прошлом, либо в будущем, но никогда - в настоящем?
Ах, если бы мы могли полностью жить в этом "здесь и сейчас", разве не были бы мы счастливы? Ведь настоящая жизнь происходит только в этот момент, не в прошлом, не в будущем, а именно в настоящем. И тем не менее, как часто мы убегаем от него, словно от чего-то непереносимого. Мы живем воспоминаниями о том, что было, мечтами о том, что будет, но когда доходит до настоящего - мы отворачиваемся, как от чего-то пугающего.
Человек, быть может, никогда не может жить в настоящем полностью потому, что для этого требуется трезвое отношение к реальности. Смелость взглянуть на свою жизнь такой, какая она есть, без иллюзий, без оправданий, без надежд на то, что "завтра все изменится". А ведь в этом и заключается суть: мы боимся признать, что наше "сейчас" несовершенно. Мы не хотим принять, что наша жизнь в этот момент далека от тех идеалов, о которых мы мечтаем.
Но разве не здесь и заключена вся надежда человека? Он всегда ждет чего-то большего, лучшего, думает, что настоящее - это всего лишь мост к будущему, к тому, где он будет счастлив. И вот он живет, постоянно откладывая свою жизнь "на потом", откладывая счастье, радость, смысл. Он говорит себе: "Завтра, завтра я начну жить по-настоящему". И в этой бесконечной погоне за будущим человек теряет единственное, что у него есть - настоящее.
Но почему же нам так противно это "сейчас"? Может быть, потому что оно слишком обыденно, слишком просто? В "сейчас" нет великих подвигов, нет великих целей, нет тех фантазий, которыми мы привыкли себя утешать. "Сейчас" - это обычная жизнь, со своими мелкими радостями и горестями. И вот это-то и пугает нас - осознание того, что настоящая жизнь, та самая, которую мы так долго искали, не так велика, как нам хотелось бы. Она проста, повседневна, и в этом ее великая правда.