– Раз все именно так, – Эрик начал дрожать от злости, – то ответь мне, ответь! Почему умерла вся моя семья? Это справедливость? О какой справедливости ты говоришь?! – он впился пальцами в подлокотник кресла. – Чем они провинились? Тем, что не достигли твоих высших знаний или тем, что наоборот, были слишком хороши для этого отвратного мира? Ты так легко говоришь. Красиво! Ты не первый раз такое говоришь, понимаю! Но неужели думаешь так же?
Ангел замер на месте, на его будто выстроганном из мрамора лице нельзя было уловить ни единого выражения, ни единого чувства, как будто он вдруг превратился в каменное изваяние, которое уже лет сто безразлично взирает на все происходящее с высоты своего постамента. «Ты прав... Иногда мне кажется, что такое нельзя называть справедливостью, но...»
– Ты не спрашиваешь, почему сейчас умираешь ты сам, – он опустил глаза. – Понимаешь ли... Твоя мать, к примеру, была больна, а болезни это порождения природы. Твой отец – убит на войне, в чем виноваты только люди. Высшие силы не всегда должны вмешиваться в то, что касается только людей, в их судьбы, – он подошел к креслу и, казалось, хотел положить руку Эрику на плечо, но не стал. – Пойми. Все, что происходит, это часть твоей жизни, это твое неотъемлемое.
«Высшие силы, да? Да кто вы такие, чтобы вот так просто решать, кто здесь главный? Идеальные создания, древняя раса, бездушные теоретики-наблюдатели! А мы? А нам как быть?»
– Неужели вы живете вечно, в то время как люди умирают день ото дня? – голос Эрика немного окреп, а интонация была такой, как если бы он произносил вслух то, о чем подумал всего секунду назад. Ангел уловил настроение своего оппонента, словно услышав его мысли и почувствовав его злость.
– Живем. Пожалуй, единственное, чего я не знаю, это то, сколько я еще проживу, – ангел попытался улыбнуться более-менее дружелюбно. – Такие как я живут дольше остальных.
– Неужели? – удивился Эрик.
– Это так, – ангел усмехнулся. – Но мы можем исчезнуть и по решению Суда. Или это «самосожжение»... – Он посерьезнел, но мысли так и не закончил.
– А судят за что?
– Межличностные распри. Профессиональные преступления. За любые близкие отношения, – ангел, отвернувшись, отошел в дальний угол комнаты, – с человеком. Банально звучит. Не секрет ведь, если я скажу, что в нашем деле чувства лишь мешают. Иногда даже не стоит намекать вам на свое присутствие, сомкнуть руки на шее, просто сделать то, для чего пришел. Собственно, так почти всегда.
Несколько минут в воздухе невидимой завесой царило неловкое молчание. Эрик встал и открыл окно. Дождь закончился, но небо оставалось ослепительно черным. Глухая ночь, страшная ночь; в такие ночи обычно умирают люди. Юноша поежился от этой мысли. Он выглянул наружу. Никого. Совсем пустая улица давила своим молчанием.
– Как мне тебя называть? – спросил он в окно, даже не повернувшись к ангелу.
– Теро. Зови так. Мое имя длиннее, но тебе все это незачем знать, – сказал ангел.
– И... Как долго ты будешь присматривать за мной? – сухо спросил Эрик. – Что от меня еще требуется?
– Ровно девяносто девять дней. Я хожу за тобой почти с самого утра, так что умрешь ты тоже утром. – Теро утвердительно покачал головой. – Я ничего не требую. Но, кажется, ты замкнут. Можешь вести себя как обычно, хотя... ты никогда не проявлял чувства истинной любви. Да и благодарности. Следовало бы влюбиться.
– Это шутка? Влюбиться. Перед смертью? И кому это нужно? А если я не успею никого полюбить за эти девяносто девять дней?
– Ты все равно умрешь, – с усмешкой произнес ангел.
Последняя надежда Эрика пропала, даже не успев оформиться в нечто осмысленное.
– Так какого черта мне это нужно?! – бессильно воскликнул он.
– Прости, я совсем забыл тебе сказать. – В руках Теро вновь появился свиток. – Хотя, кажется, у вас уже существуют такие условия. Если человек при жизни выполняет все свои дела, совершает исключительно хорошие поступки, что были в его силах и власти и испытывает положительные чувства к окружающим его людям (истинная любовь тоже входит в список), то после смерти он имеет возможность попасть на Промежуточные Земли, – прочитал он и многозначительно посмотрел на Эрика. – Вы, пожалуй, называете их Раем, – сказав это, он слегка прищурился. – Но, к сожалению, таких людей крайне мало.