Мужик, решив, видимо, что с миссией справился, в два шага пересекает расстояние до столика, кладет туда эти кровавые папки и спокойно себе уходит, даже не попрощавшись. «Манеры», ага.
Гипнотизирую лежащие устрашающей грудой документы. С каждой минутой все более трезво осознавая, что ко мне подкрался абсолютный, черт бы его подрал, локального масштаба пиздец. Это не просто какой-то-там пиздец, это пиздец в квадрате. Он глобален, словно катаклизм.
Первая из более менее здравых мысль подсказывает, что надо бы найти Макса и спросить, не сплю ли я, и в самом ли деле со мной творится эта мерзкая хуета. Другая же мысль или, скорее любопытство, подталкивает меня заглянуть, что же написано в этих папках. Третья мысль настоятельно советует послать все к хуям, пойти на кухню, достать что покрепче и накидаться, как последняя скотина. А завтра уже разбираться со всем этим, когда голова будет гудеть с бодуна; зато проблемы какой-то там компании покажутся семечками.
На негнущихся ногах костыляю на кухню. Со скепсисом посмотрев на полупустые бутылки с водкой, виски и каким-то коньяком, понимаю, что пить эту дрянь я сегодня морально не готов. Но выпить надо, просто необходимо, потому открыв дверцу холодильника, вытаскиваю сразу две бутылки пива, откупориваю и плетусь обратно. Сев перед столом прямо на пол, благо ковер не даст моей заднице закоченеть, закуриваю. Уничтожаю в несколько глубоких затяжек одну сигарету, следом другую, точно также чувствуя пренеприятную горечь во рту, но упрямо тянусь к третьей, которую глушу менее быстро. На улице, собственно, еще рань страшная, но мне не спалось сегодня толком. Видимо, чуяла жопа, что проблемы близко, чуяла, сука такая, да не маякнула, что мне надо бы ноги в руки - и сматываться из дому от греха подальше. Тошнота подкатывает к горлу, и поделом, курить столько на пустой желудок, не оросив его хотя бы каплей воды, на удивление по-еблански. Но я был бы точно не собой, если бы к моральной разбитости не добавил физическую.
Желудок воет, отдавая легкой изжогой, голова чуть кружится, во рту насрано, но я упрямо запиваю эту срань пивом. Первая бутылка выпивается словно вода, ведь по сравнению с горечью от сигарет, вкус дрожжей и хмеля с солодом куда приятнее. Вторая бутылка уходит медленнее. Отставив недопитую, лохмачу обеими руками и без того похожие на гнездо волосы. Собираю их в пригоршни и до боли оттягиваю, словно это с мыслями поможет собраться. Не помогает ни после первого раза, не после второго, ни после хуй знает какого, а вот кожа на голове уже горит и пальцы немеют, ибо нехуй сжимать с такой силой их в кулаки.
Тянусь все же к папке, вытаскиваю ту, что посередке умастилась, открываю. Скопище букв, цифр, подписей. Таблицы и прочая дрянь после пролистывания страниц пятидесяти сливаются в неровные черные дорожки. Разобрать нифига не получается, да и не шарю я в подобной ебаторике. Совершенно не шарю…
- С самого утра пиво? С какой такой «радости»?
- Ты чертовски вовремя, - не оборачиваясь к двери, отвечаю. Глядя отупевшим взглядом ровно перед собой, сконцентрировавшись на одной единственной точке, так что все остальное расплылось перед глазами. Туплюсь… думаю. Точнее, пытаюсь думать, только мозг отчаянно выбирает тему для раздумий, а их гребанная куча, одна другой «краше».
- Это что такое? – присаживается Макс, в отличие от меня, в кресло и берет папку со стола.
- Для кого-то это, вероятно, был бы Джек-пот, для меня это сродни смертному приговору, - глухо отвечаю, расфокусировавшись, и снова зарываюсь в папку.
Макс не отвечает, слишком увлеченно вчитываясь в страницы. Судя по тому, как все больше сходятся на переносице его брови, то, что он там видит его, мягко говоря, не радует. И это он всегда из нас двоих оптимист. Выходит, дело и правда полнейшее гребанное собачье дерьмо.
- Гер, ты банкрот, - произносит спустя минут двадцать молчания. – Даже больше тебе скажу, ты в долгах по самые уши, даже выше. Не считая того, что через две недели тебе нужно выплатить всему своему штабу зарплату из актива, которого больше нет. Все счета, на которых плавала фирма, аннулированы. И я даже не знаю, блять, что паскуднее: то, что компания ко дну уходит, словно чертов “Титаник”, или то, что твой отец, да простит меня Бог, ебаный ублюдок, который, как крыса, с этого самого корабля сбежал, накинув на тебя, словно петлю, все это, - папка, раскрытая почти на середине, летит на стол. Друг мой порывисто откидывается и закуривает. Глаза потемневшие, недовольные и нехуйски так злые, устремляются в меня. И лишь когда я непонятливо с пару раз моргаю, его взгляд становится мягче, в нем проскальзывает сочувствие.
- Вот это кабала? Так? А если все это дело продать, как на духу, спихнуть за мизер. Мне деньги этого сукина сына не нужны. Я даже в руки их брать не стану.
- И не придется, на счет переведем, - с горькой усмешкой, и сизый дым слетает с губ.
- Я серьезно, Макс. Мне что, блять, проблем мало? Я что, просил его? Нихуя подобного, я всегда говорил еще при живом Сене, что с компанией ничего общего иметь не желаю, так как совершенно точно не являюсь жителем их фауны.
- Продать предприятие - это не такое и простое дело. Для начала нужно там появиться, уже после искать контакты, которые могут помочь на взаимовыгодных условиях заключить сделку с кем-то более крупным и успешным. Спихнуть этот балласт с тебя и зажить дальше, забыв об этом, как о страшном сне. Но придется попотеть, жопа будет стопроцентно в мыле.
- Спасибо, друг. «Успокоил», - хватаюсь за недопитое пиво, которое утеряло большую часть газа, пока я пытался отдуплить, в какой я заднице. Оказалась, она глубока и необъятна, как Марианская впадина…
С документами мы провозились весь день и половину ночи, пока не вырубились там же, на диване, закрутившись, словно в кокон куколки в тонкий шерстяной плед. Конечности переплелись косичкой, и мне было собственно похуй, что утром мы проснемся с проблемкой, слишком тесно притиснувшись друг к другу, компрометирующе. Главное - живое тепло, от которого так хорошо и уютно. А утро… оно еще не наступило, чтобы ебать себе мозг по этому поводу.
…
- Так, стой. Ты собрался вот в ЭТОМ идти в компанию? Может, ботинки без шипов и заклепок оденешь, а? У тебя же были полуспортивные черные туфли, к этим джинсам они будут вполне ничего смотреться. И рубашку все же застегни.
- Да тут воротник-удавка! Я, блять, задохнусь, прежде чем переступлю порог, - психую, глядя на себя в зеркало. То, что я вижу, меня шокирует, мало-мальски, но шокирует. Волосы уже отпущены ниже лопаток, выстриженные неровно, словно выдранные кусками то тут то там. Челка с одного бока пересекает лицо по диагонали, заканчиваясь ниже подбородка. Пирсинг вызывающе поблескивает в губе и носу. Брови нахмурены. Глаза почернели. Красавец… Рубашка, застегнутая, словно у мальчика-школьника, только что черная, выглядит на мне комично. Без потертостей однотонные джинсы, прямые, самая обычная классика, сидят как литые. Ремень широкий, кожаный с небольшой железной бляхой вызывающ. Но я уж точно не собираюсь идти туда гладко вылизанный, напыщенный и выглаженный. Я – это в первую очередь я. А не дешевая подделка-карикатура.
- Я думаю, там многих удар хватит, когда они поймут, что ты не курьер, случайно забывший поклажу и наведавшийся в фирму, а их новый руководитель, а-ля всему голова. Там же замертво народ штабелями на пол уложится.
- А это уже их проблемы. Я не напрашивался на этот пост. Так что, пусть довольствуются тем, что есть.
…
Поездка в фирму оказалась впечатляющей. Столько эмоций в одном месте я не испытывал ни разу. Шок. Удивление. Паника. Недоумение. Стыд. Ужас. Уныние. Истерика… полный во всей своей красе пиздец, проще говоря.