Ребята в группе сразу шушукались, после посмеивались, а теперь сидят удивленные и просто наблюдают. Состояние, так сказать, полушока от его поведения. А наша училка, та, которая обычно за малейшее шлет к декану, а еще хуже — ставит неудовлетворительные баллы, стоит и как девочка распинается. Ей, конечно, не так уж много лет, она от силы старше меня года на четыре и явно тут по блату, но все же было несколько непривычно и даже дико, что она вот так перед ним почти стелется.
— Герман, прекрати немедленно слушать плеер!
— Это — андроид, — спокойно демонстрирует ей последнюю модель смартфона. Да, у него явно денег более чем достаточно.
— Герман, — с нажимом повторяет и приподнимает бровь. Я ожидаю, что он огрызнется, пошлет, еще что сделает, а он молча достает наушник, демонстративно выключив телефон, и засовывает тот в карман. Складывает руки на груди, откидывается на ножках стула, слегка раскачиваясь, и приподнимает, словно дразня, так же как она, бровь. Группа такое не выдерживает и взрывается от хохота, а преподша с румяными щеками, шикнув на всех, ретируется к своему столу.
С лица парня не сходит ухмылка, довольная, победная, он не сводит с нее глаз, а остальных попросту игнорирует. Странный тип, но цепляет, интригует, заставляет искать ответ на вопросы, буквально просит узнать его…
========== -3- ==========
POV Герман
Уже не помню, когда в последний раз по собственной воле вставал столь рано. 7:30, мать его, утра! Почему я это сделал? Пришлось, ибо вчера я нагло проигнорировал тот факт, что нам надо было давать интервью, повел себя, как гребаная малолетка, по словам продюсера, и если я не затащу свою задницу на пары, а после не приду на нашу базу, он из меня жаркое сделает. Не то чтобы я его угроз боялся, просто, поразмышляв полдня вчера в одиночестве и с бутылкой пива, я многое передумал. Во-первых, без группы я реально ничто. Тату-салон — это, конечно, здорово, и мне безумно нравится этим заниматься, но группа — это мое все. Во-вторых, без друзей, без того самого Макса и Пашки… я — не я. Ближе их никого нет, ну только если Олька из соседнего подъезда, но она мне как сестренка: милая, мелкая и поганая.
Так что чую, придется мне грубо кричащего внутри гомофоба послать громко и отчетливо нахуй, по крайней мере, по отношению к этим двум. Как они вообще додумались? Что спровоцировало? И каково это? Вопросов была уйма, некоторые даже меня смущали, ведь, по сути, подобное не должно ну никак меня интересовать, однако ж пьяный мозг любые варианты выдавал, так же как и любопытство, которое измучило мою психику за ночь. Уснул я ближе к утру, потому сейчас чувствую себя плохо работающим теликом, который рой пчел покусал, преимущественно за голову. Глаза отекшие, заплывшие. Башка гудит, тело ломает, мне бы поспать суток этак парочку, а не в универ идти. Вливаю в себя литр кофе и, надев первые попавшиеся шмотки из неразобранного с гастролей чемодана, пытаюсь привести в божеский вид гнездо на голове. А позже, смирившись с тем, что я точно не стилист, и сделать то, что удается Лизе, я не смогу, фыркаю и, всунув сигарету в зубы, иду на учебу, чтоб ее.
Я не опоздал! О, господь всемогущий, это ж сущий восторг. Вваливаюсь в аудиторию, терплю, едва ли не зевая во весь рот, пока мне скажут «Здравствуй, присаживайся, где пожелаешь» и тому подобное. Шлепаюсь за последнюю парту, приметив, что за соседней сидит тот самый пацан из туалета, которому я вчера по ногам потоптался, не спецом, естественно, однако же. Вставляю наушники в уши и, прикрыв глаза, отдаюсь музыке. У нас концерт через две недели будет довольно крупный, а это долго, я уже хочу на сцену, орать во весь голос, срываясь на хрип. Мотать головой и выстукивать бит ногами, быть королем сцены и слушать с упоением визг девчонок, что едва в обморок не падают, когда мы выходим. О да, этот восторг сложно на словах передать, это надо видеть, чувствовать, это надо прожить, пропустить сквозь себя, как через фильтр. Это воистину прекрасно, и не думаю, что смогу словить еще больший кайф хоть от чего-либо в этой жизни. Сцена — мой наркотик, особенно торкающий и долго не отпускающий.
Я чувствую кожей, как смотрят на меня, уже не просто бросая взгляды украдкой, а наверняка прожигая во мне дыры, но мне как-то плевать. Я настолько привык к вниманию, навязчивому, почти постоянному, что научился с легкостью сие игнорировать, просто не обращать внимание, так проще, чем отвечать взглядом на заинтригованный взгляд, а еще хуже с кем-то разговаривать. Мне не нужны здесь друзья, не нужны даже знакомые. Я буду приходить, сидеть, уходить. Ни приветствий, ни прощаний, ни разговоров, никакого участия в студенческой жизни этого убогого заведения. Абсолютно нифига. Не хочу. Не буду. Мне это претит.
Пальцы сами постукивают по деревянной парте, нога чуть вздрагивает привычно, а губы двигаются, беззвучно повторяя текст.
You are the sun
You are the only one
My heart is blue
My heart is blue for you
Чуть мотаю головой, как и привык делать это на сцене. Улыбаюсь, когда слышу, как ору в наушниках припев. О да, последний альбом лучший из того, что мы записали. Он просто взорвет всем мозг, неоспоримый факт. С новой программой мы дали лишь один концерт, остальные будут позднее, а пока нам составляют график, вроде как покупают что-то из инструментов новое, по крайней мере, моя гитара давно просит, чтобы ее заменили.
Дослушав этот трек, жду начало следующего. Мое состояние не каждый поймет. Я как бы в дреме, но при этом могу спокойно постукивать частями тела и повторять слова на автомате, однако же таким образом я частенько отдыхаю при переездах, ибо полноценно заснуть без снотворного в дороге не могу. И вот оно, начало песни, я уже в предвкушении, готов начать перебирать губами слова, как резко из моего уха пропадает наушник. Открыв глаза, утыкаюсь в преподшу, которая всем своим видом показывает, что я перехожу допустимую черту. Ну неинтересно мне, че сделать-то, а? Не хочу я слушать, не нужно мне, блять, это. Вообще я сюда идти не хотел, меня, можно сказать, шантажом заставили, пригрозив, что если прогуливать буду — пиздец мне. Смотрю на нее, слушая в пол-уха, что она сказала, в голову-то вроде влетело, да вот не задержалось. Слышу лишь обрывки ее фраз, полностью поглощенный тем, что звучит во втором ухе. Подпеваю, не сводя с нее глаз. Знаешь, женщина, а мне похуй, что ты там чешешь. Ну, совсем, понимаешь? МНЕ. ПОХУЙ. Вроде как это даже по моим глазам видно, а она все равно че-то там заливает. Ну что вы, вам хочется, дак бога ради, я все равно игнорирую эти нападки. О, одет я не так? Да ладно? Сказала та, что в юбке, которая стоит как мои трусы, если не меньше, ага… У-у-у, и пирсинг нельзя? Да что вы говорите, уважаемая, скажите это еще половине группы. И цвет моей одежды не такой, что еще? Плейер достать? А вот моего малыша, которому еще и месяца нет, как я купил, не надо так унижать. Отвечаю ей спокойно, что это совершенно не допотопный плеер. Даже показываю, помахав рукой.
Что-то в ее взгляде показывает, что еще пара выкидонов с моей стороны, и я узнаю, где тут деканат. Оно мне надо? Лениво достаю второй наушник, выключаю проигрыватель в телефоне, кладу тот в карман. Откинувшись на стуле, сложив руки на груди и приподняв бровь, смотрю на нее. Че еще надо-то, милочка? Похоже, аргументов у нее нет. В группе стоит заливистый хохот, училка краснеет, ну вот и чудненько, хоть кому-то, блять, сегодня весело.
Первая пара пролетает быстро. Вторая следом мчится, тут какая-то бабка, которой лет сто, наверное, бубнит что-то монотонно под нос, я даже задремал без музыки, вот тупо сидя задремал, умора, да? Но это не самое забавное, так сказать. Меня больше веселит то, что блондинистый чувак, то бишь козел наш местный, кастрированный, ага, сидит и пялится уже вторую пару подряд на меня. Ему что, реакция моя так нужна? Или узнал? Хотя не, узнать не мог, это даже СМИ тяжко сделать, хотя они каждый миллиметр мой изучили. Укладка, грим и поведение на сцене преображают меня, я — не я становлюсь. В реальной жизни меня хер кто признает. Ну, Гера и Гера, уж точно не Фил.