До сих пор и сейчас, когда я прохожу мимо этого места по коридору, я вспоминаю день, когда я въехала.
Когда я начала заниматься стиркой для Ошо, я была в шоке.
Я ждала, что это чувство пройдет, но этого никогда не случилось.
Я чувствовала такую сильную энергию в комнате, где я стирала, что я говорила себе: "Что бы ты ни делала, не закрывай глаза".
Я думала, что если я закрою глаза, я просто улечу!
Все стиралось руками и вешалось на веревке, на крыше.
Я обычно разбрызгивала воду везде вокруг, как ребенок на морском берегу, и
Заканчивала, промокшая насквозь - с ног до головы.
Много раз я падала прямо на мокрый мрамор, и, как пьяный, не ушибалась и снова поднималась.
Работа настолько сильно поглощала меня, что я временами чувствовала, как будто
Ошо был в комнате.
Однажды это неожиданно поглотило меня, когда я гладила одежду, и я упала на колени, лбом прижалась к столу, и он был там, я клянусь!
Времена изменились, и, начиная с Америки, я стирала стиральной машиной.
Даже мои руки редко были мокрыми, так как я надевала резиновые перчатки, когда стирала руками.
Количество стирки всегда чудесно изменялось, в зависимости от количества рабочих часов.
Я никогда не понимала, как стирка всего для одного человека может быть для кого-то работой на полный день.
Но это было так.
Моя мать, когда она услышала, что я осталась в Индии и получила потрясающую работу стирать для Ошо, написала, что она не может понять, почему я "проделала весь этот путь, чтобы стирать кому-то.
Твой отец сказал - приезжай домой, и ты можешь стирать для него".
Я не только "проделала весь путь в Индию, чтобы заниматься стиркой", но я путешествовала по всему свету, чтобы стирать.
Мои чистейшие, супергигиенические условия в Индии изменялись на подвал в Нью-Джерси, трейлер в орегонской пустыне, каменный коттедж в Северной Индии, где мы должны были растапливать снег в ведрах, подвал отеля в Катманду, где я работала примерно с пятьюдесятью непальскими мужчинами, ванную комнату на Крите, кухню в Уругвае, снова спальню в лесах Португалии, и, в конце концов, назад, к тому месту, откуда я стартовала, к Пуне.
Моя комната для стирки была как утроба для меня.
Эта комната находилась напротив комнаты Ошо и поэтому эта была часть дома, куда никто не заходил.
Я была полностью одна; иногда единственный человек, которого я видела за весь день, была Вивек.
Люди иногда спрашивают меня, не скучала ли я, делая одну и ту же работу много лет.
Но скука было нечто, чего я никогда не испытывала.
Поскольку моя жизнь была такая простая, мне было не о чем особенно думать.
Мысли были, но они были как сухие кости, без мяса.
С тех пор как я была вместе с Ошо, моя жизнь изменилась так, как я никогда не могла вообразить.
Я была так счастлива и реализована, что стирать для Ошо было моим способом выразить благодарность.
И интересная вещь, чем с большей любовью и тщательностью я стирала его одежду, тем более реализованной я себя чувствовала, так что это был как круг энергии, который возвращался ко мне.
Он никогда не жаловался и не отсылал что-то назад, даже, несмотря на то, что во время моего первого месяца муссона я посылала ему полотенца с запахом.
Вам нужно быть в Индии во время муссона, чтобы узнать, что происходит с мокрой одеждой: запах, который она приобретает, невозможно почувствовать, пока полотенце не используется, и поэтому я не знала этого.
Когда Вивек сказала мне, что полотенца пахнут, я была удивлена, но, когда она сказала мне, что полотенца с запахом уже целую неделю, я была действительно в шоке.
"Почему же Ошо сразу мне не сказал?" - спросила я.
Он ждал несколько дней, думая, что, возможно, я сама пойму, и это изменится без его жалоб.
Были моменты, когда я останавливалась и просто сидела тихо, чувствуя себя переполненной чувством любви.
Не думая ни о ком, даже неспособная представить чье-то лицо пред глазами, это было странное чувство.
Раньше, я чувствовала себя переполненной любовью, только когда недалеко был тот, кто вызывал эту любовь.
И даже тогда это не было так сильно.
Я чувствовала себя так, как будто я очень сильно напилась, хотя это было тонкое и неуловимое опьянение.
Я написала стихи об этом:
"Память не может позвать твое лицо,
Так что любовь приходит без лица.
Незнакома та часть меня, что любит тебя.
У нее нет имени,
Она приходит и уходит,
И когда она ушла,
Я вытираю свое залитое слезами лицо,
Чтобы это осталось тайной".
Ошо ответил:
"Любовь - это тайна, величайшая тайна.
Ее можно прожить, ее нельзя узнать; ее можно попробовать, пережить, но ее нельзя понять.
Это что-то за пределами понимания, что-то, что превосходит все понимания.
Следовательно, ум не может отметить ее.
Она никогда не становится памятью - память, это не что иное, как заметки ума; память - это следы, отпечатки оставленные в уме.
У любви нет тела, она бестелесна.
Она не оставляет следов".
Он объяснял, что когда любовь ощущается как молитва, не загрязненная никакой формой, она ощущается сверхсознанием.
Вот почему, то, как я чувствовала любовь, было незнакомо.
На той стадии у меня не было никакого понимания моего сверхсознания.
Так что многое из того, о чем говорил Ошо в течение многих лет, было за пределами моего понимания в то время, но постепенно это вставало на свое место, по мере того, как рос опыт переживания себя.
"...Это три стадии ума: бессознательное, сознательное, сверхсознательное".
"...По мере того как любовь растет, вы начинаете понимать многие вещи в своем существе, которые оставались неизвестными вам.
Любовь затронет высшие сферы в вас и вы будете чувствовать себя странно.
Ваша любовь входит в мир молитвы.
Это имеет огромное значение, потому что за пределами молитвы, только Бог.
Молитва - это последняя ступенька лестницы любви, если вы ступили за ее пределы, это нирвана, это освобождение".
Слушать, как Ошо говорит о таких вещах как уровни сознания, просветление, было для меня как чистая магия.
Я чувствовала такое вдохновение, такую дрожь и волнение, что иногда мне хотелось закричать.
Я сказала ему однажды, что его дискурсы такие волнующие, что мне хочется закричать.
"Закричать?" - сказал он, выглядя озадаченным - "Когда я говорю?" Работать рядом с Ошо было величайшим благословением, шил ли человек одежду для него, направлял ли чистый воздух в систему кондиционеров, занимался ли водопроводом всю ночь, чтобы утром он мог принять ледяной душ, или делал тысячи мелких дел, которые любят делать санньясины.
Благословение приходило из осознанности человека и его любви.
Это трудно понять людям, которые живут и работают за деньги, чья работа не реализует их.
Их день поделен на две части: время, принадлежащее боссу или компании и "свободное" время.
В ашраме целый день было свободное время и то, как я проводила это время, зависело от того, что питало меня больше всего.
Я чувствовала себя полной сил и живой, когда я делала что-то для Ошо, потому что его осознанность воспламеняла мое осознание.
Все, что делается с осознанностью, с сознанием приносит больше удовольствия.
Меня всегда очень трогало, как люди работают вокруг Ошо, несмотря даже на то, что я понимала, почему они работают с такой радостью.
Если кто-то работает всю ночь, делая что-то для Ошо, само качество, в котором они работают, создает замечательное чувство.
Награда просто состоит в этом - вы чувствуете себя замечательно.
И если вы находитесь около кого-то, кто помогает вам чувствовать себя хорошо, что вы можете сделать, кроме как сказать спасибо любым, даже самым маленьким делом, которое вы делаете.
Любить Ошо так легко, потому что его любовь безусловна, он ничего не требует.
И я узнала на опыте, что я не могу сделать ничего "неправильного" в его глазах.
Я могу действовать бессознательно и делать ошибки, но потом я всегда страдаю оттого, что я была бессознательной; он знает это и его сострадание видимо даже больше.