Он только просит нас медитировать, и учиться на наших ошибках.
Я видела, что Ошо находится в постоянном состоянии блаженства.
Я никогда не видела, чтобы случилось что-то, что повлияло бы на его состояние или изменило бы его спокойное, расслабленное присутствие в центре.
У него нет желаний или амбиций, и ему не нужно ничего ни от кого.
Поэтому никогда не вставал вопрос эксплуатации.
Он никогда не говорил мне что делать и как.
Самое большее, он что-то предлагал, если я его спрашивала о какой-то проблеме.
И тогда это зависело от меня, принимаю я его предложение или нет.
Иногда я не принимала.
Иногда мне хотелось делать вещи так, как я хотела, но он никогда не критиковал это.
Он принимал, что это был путь, который я выбрала, чтобы научиться, тяжелый путь, потому что всегда оказывалось, что он прав.
Для меня становилось все более и более очевидно, что его единственная цель бытия здесь была, помочь нам вырасти в нашем осознании, и открыть нашу индивидуальность.
Как я говорила раньше, до того, как я начала медитировать, я думала, что я - это мой ум.
Мысли, которые постоянно мчались в моей голове, было все, что я знала.
Я теперь начала понимать, что даже мои эмоции не принадлежат мне, но мои эмоциональные реакции возникают из обусловленностей, которые составляют мою личность.
У мастера нет эго, нет личности.
Он реализовал свою "сущность" и в этой реализации личность исчезла.
Эго и личность дается нам обществом и людьми, которые производят на нас впечатление в детском возрасте.
Я вижу это иногда в себе, когда моя реакция на ситуацию "христианская", а я даже не воспитывалась как христианка! По крайней мере, я не ходила в церковь и у нас дома не было библии.
Меня забавляло каждое открытие своей христианской обусловленности, и я могу только предположить, что это содержится в самом воздухе, которым мы дышим.
Христианство везде, в том, как люди думают и ведут себя, и все же, что это за религия сейчас?
Все, что осталось, это мораль и несовременные идеи, которые кто-нибудь подобный мне подхватывает.
Каждому человеку легко увидеть, что люди из разных стран имеют разные модели поведения.
Когда я вижу, что мы все человеческие существа, сделанные из того же мяса и костей, становится очевидно, что обусловленности это не настоящая часть того, чем мы в действительности являемся.
Осознание всех моих обусловленностей, это великая работа, которую выполняет медитация, потому что в медитации я просто неизменное молчаливое присутствие.
Я практиковала в своей комнате латихан.
Латихан - это техника медитации, в которой медитирующий молча стоит и "открывается" существованию.
Энергия течет через человека и может принимать любые формы: танец, пение, плач, смех - может произойти все, но вы осознаете, что вы не делаете это.
Я очень наслаждалась этими переживаниями.
Это приводило меня в восторг, было чувство потери себя.
Я вставала на то же самое место каждый день (я полагаю, как человек, который ждет вечерней выпивки, потому что я ждала моего времени латихана и скучала, если я его не делала).
Это продолжалось неделями, до тех пор, пока я не начала чувствовать себя больной.
У меня не было какой-то особенной болезни, но у меня было мало энергии и я очень легко плакала.
Я беспокоилась, что может быть, я позволила этому состоянию "овладевать" собой слишком часто и это сделало меня больной.
Однажды я плакала и когда Вивек увидела меня, она спросила, что происходит.
Я сказала ей, что я думаю, что я вызвала болезнь, потому что я делаю латихан слишком часто.
Она рассказала Ошо, и его ответ был, что я должна прийти на даршан и принести мой латихан с собой.
Я пришла на даршан, и Ошо жестом показал мне, что я должна опуститься на колени около его кресла, и потом он сказал мне, чтобы я позволила латихану случиться.
Я закрыла свои глаза и чувство, которое посещало меня, пришло, но не так сильно.
Это было, как будто кто-то стоял позади меня, кто-то очень, очень высокий и потом его присутствие вошло в меня и прошло через меня, я чувствовала себя расширившейся, я чувствовала и видела себя распространившейся на всю аудиторию.
Несколько минут спустя, Ошо позвал меня назад и сказал, что все хорошо.
После этого даршана, мое желание приходить на это место, чтобы это чувство овладевало мной, постепенно исчезло, и я никогда больше о нем не вспоминала.
Комната была позже превращена в зубоврачебный кабинет для Ошо, и должно было пройти семь лет, когда при других обстоятельствах я обнаружила себя снова на этом месте, и это чувство опять овладело мной.
Вивек заботилась об Ошо к этому времени уже около семи лет.
Ее взаимоотношения с Ошо уходят далеко в прошлые жизни - как он говорил в дискурсах, и она могла припомнить.
Она была таинственной женщиной-ребенком, Рыбы, со всеми их качествами Нептуна и с большими голубыми глазами.
Она никогда не покидала Ошо, даже на день, так что когда она объявила, что она уезжает в Англию на пару недель, и я буду заботиться об Ошо...
Я двигалась кругами по комнате, чувствуя тошноту, потеряв голову, пока я в попытке быть в моменте не сказала сама себе: "Ничего на самом деле не происходит, ничего на самом деле не происходит.
Просто оставайся спокойной".
Как я могу быть достаточно чистой, чтобы войти в комнату Ошо?
В дни даршанов я обычно целый день принимала душ, до того, как чувствовала себя готовой.
Я почти смывала свою кожу.
Первое, что я сделала для Ошо, это подала ему чашку чая.
Чашку холодного чая! Я сделала чай и принесла ему в комнату, до того как Ошо был готов.
Он был все еще в ванной, принимая душ.
Я села на холодный мраморный пол, уставившись на поднос с чаем и думая, что делать.
Если я выйду из комнаты, чтобы сделать другую чашку чая, он может в это время выйти из ванны и подумать, где же его чай; так что я ждала и ждала.
В комнате Ошо было очень холодно.
В последние годы Ошо любил температуру двенадцать градусов Цельсия.
Куда бы Ошо ни переезжал, я чувствовала слабое благоухание камфоры или ментола.
Этот аромат был в комнате и в тот день.
Ошо был неожиданно здесь, проходя через комнату к своему креслу.
Он негромко засмеялся и поздоровался.
В этот момент я совершенно забыла ситуацию с чаем и подала ему чашку.
Он выпил его, как будто это был самый лучший чай, который он когда-либо пил и ничего не сказал, и только много позже он заметил, что я могла бы наливать чай после того, как он выйдет из ванной, а не до того.
Я была поражена его скромностью. Он легко мог сказать: "Эй! Холодный чай. Сделай мне другой".
Любой бы сделал так. Но он сделал все так, что я даже не почувствовала смущения.
На самом деле, я поняла, что случилось, только позднее.
"Возлюбленный Мастер, как человек дзен пьет чай?"
Ошо:
"Для человека дзен, все является священным, даже выпить чашку чая.
Что бы он ни делал, он делает это так, как будто находится в святом месте".
Ошо получал сутру или вопросы для дискурса около 7.45 утра.
Он начинал дискурс в 8 часов утра.
Я читала ему вопросы, он выбирал некоторые и подбирал несколько шуток, которые подходили к ним.
Чтение вопросов или сутр иногда так меня трогало, что я начинала плакать.
Я вспоминаю один раз, когда слезы текли потоком по моему лицу, и я не могла говорить.
Я сидела у его ног и смотрела на него, а он ждал, пока я продолжу.
Он специально повернул голову от меня и, не видя его глаз, я смогла собраться.
Я училась, что я не тело, не ум, но "не мои эмоции", это было более трудно.
Когда приходили слезы, я чувствовала, как они катятся по моему лицу и иногда я чувствовала себя отделенной, но была бессильна, что-либо сделать.
Для меня это всегда было трудным испытанием быть в такой ситуации без вмешательства моих эмоций.
Он сказал однажды обо мне, что я совершенный тип плачущей.
Было несколько случаев, когда Маниша, которая читала сутры и вопросы на дискурсах, заболевала, а потом Вимал, который ее заменял, тоже заболевал.