— А вторая минус единица откуда взялась?
— Это — качество. Оно не может быть хорошим.
Неестественные условия содержания, отсутствие разнообразного корма непременно понизят качество яиц, и появляется ещё одна цифра — минус один. В сумме получается минус два.
— Хорошо, пусть будет так. Но ведь и в твоём случае, получаются огромные временные затраты. Вот ты, Володя, скажи: сколько времени ты затратил, пока, как сам выражаешься, высиживал яйца, потом выкармливал своих утят да гусят, охранял их?
— Девяносто дней и ночей.
— Девяносто суток, значит. И это всё — ради того, чтобы, аж через год, получить всего несколько десятков яиц.
Для людей, живущих в поместьях, намного рациональнее будет приобрести на рынке цыплят или самим их вывести зимой с помощью электроинкубатора, через четыре-пять месяцев они начнут нестись.
На второй год, перед наступлением зимы их, как правило, забивают, потому что яйценоскость к третьему году снижается. Вот и убивают, а новых заводят. Такая технология.
— Это технология вечно повторяющихся забот, папа. Необходимо кур каждый день кормить, заготовить корм на зиму, а через год ещё и новых выводить.
— Ну да, кормить и новых выводить, но, по современной технологии, это — не так трудоёмко, как в твоём варианте.
— Но, ведь, девяносто дней — это срок запуска вечной программы. Вернувшись, птицы уже сами будут выводить своё потомство, учить его общению с людьми и возвращаться на родину.
Они так будут делать тысячи лет. Человек, запустивший эту программу, подарит её будущим своим поколениям… Вернёт для них маленькую частичку Божественной экономики.
Затраты в девяносто дней, в расчёте на одно произведённое яйцо, через сто лет будут исчисляться минутами и уменьшаться с каждым годом.
— Но, всё же, затраты есть, а ты их не учёл в своих расчётах.
— Затратам есть противовес великий, не менее он значим, чем продукт, произведённый птицами.
— Какой противовес?
— Когда весной из дальних стран вновь прилетают птицы в леса, поля родные, им люди радуются. От благотворной радостной энергии болезни многие уходят от людей.
Но в девяносто раз сильней энергия та будет, когда не просто прилетят с юга они.
Когда вернутся непосредственно к тебе и радостными криками или пением восторженным приветствовать начнут живущего в поместье человека.
Их пение не только человеку, всему пространству радость принесёт и силу.
Володя говорил вдохновенно и уверенно. Дальнейший спор с ним выглядел бы глупо.
Я сделал вид, будто размышляю или считаю что-то про себя. Немножечко досадно стало оттого, что нечего мне сыну подсказать или научить его чему-то.
И что ж это за воспитание такое здесь, или обучение своеобразное. Сын мой передо мной, а будто бы с другой планеты иль цивилизации иной ребёнок.
Иное представление о жизни в нём, иная философия и скорость мысли.
Расчёты делает мгновенно. И ясно, ведь, понятно стало, хоть год на компьютерах считай, а его расчёты поточнее будут.
Всё как-то в нём, как будто, перевёрнуто. Или точнее, может быть, сказать: так, до какой же степени мы извратили жизнь свою? Её понятия и смысл. И катастрофы все от этих извращений происходят.
Всё это, несомненно, так, и всё же. Как хочется хоть чем-то быть полезным сыну. Но чем? Уже не надеясь ни на что, я его спросил небрежно так, спокойно:
— Я, в общем-то, подумаю над экономикой твоей. Быть может, ты и прав… А вот, скажи, сынок. Ты здесь задачки разные решаешь, играешь. А проблема у тебя хоть какая-то есть?
Володя глубоко и как-то очень горестно вздохнул, немного помолчал и ответил:
— Да, папа, есть проблема у меня большая. И только ты можешь помочь её решить.
Володя был грустным, а я, наоборот, обрадовался, что он нуждается в моей помощи:
— И в чём же заключается она, твоя большая проблема?
Большая проблема
— Ты помнишь, папа, я говорил тебе в прошлый твой приезд, как готовлюсь уйти в ваш мир, когда подрасту?
— Да, помню. Ты говорил, придёшь в наш мир, найдёшь свою девочку-вселенную, чтобы сделать её счастливой. Будешь с ней поместье строить, воспитывать детей. Я помню, как ты говорил. И что же, ты не отказался от своей идеи?
— Не отказался. И часто думаю о будущем, о девочке своей и о поместье. В деталях представляю, как будем жить мы вместе с ней. И как с мамой вы приедете к нам в гости, увидите, как наши с девочкой той сотворённые мечты в реальность претворяются.
— Ну, а проблема в чём? Боишься девочку не отыскать свою?
— Не в этом. Девочку искать я буду и найду. Пойдём, тебе я покажу ещё одну полянку небольшую. И ты поймешь всё сам, почувствуешь проблему.
Мы с сыном пришли на небольшую поляну, которая располагалась совсем рядом с поляной Анастасии.
Когда остановились посредине поляны, Володя предложил мне сесть, а сам, сложив руки рупором, громко и протяжно прокричал: «А-а-а».
Сначала в одну сторону кричал, потом в другую и третью. Буквально через две-три минуты на кронах деревьев, окружающих поляну, началось шевеление: стремительно с ветки на ветку запрыгали белки.
Они в большом количестве собирались на одном кедре. Некоторые просто садились на одну из веток и смотрели в нашу сторону, другие, видно, самые непоседливые, продолжали прыгать с ветки на ветку.
Ещё через несколько минут из кустов выбежали три волка, сели на краю поляны и тоже стали смотреть в нашу сторону.
Метрах в трёх от волков вскоре улёгся соболь. Появились две козы, они не ложились, а стояли на краю поляны, уставившись на нас. Вскоре к поляне пришёл олень. Самым последним, с шумом, через кусты пробрался огромный медведь.
Он тоже сразу сел на краю поляны, продолжая часто дышать, и с его языка скатывалась слюна, наверное, был далековато от поляны, и ему пришлось долго бежать.
Володя всё время стоял за моей спиной, положив руки мне на плечи. Потом он отошёл от меня на несколько шагов, сорвал несколько каких-то травинок и, вернувшись, сказал:
— Открой рот, папа, я дам тебе несколько травинок. Чтобы они видели, как я кормлю тебя с рук, и не волновались, при виде постороннего для них человека.
Я взял в рот принесённые травинки и стал жевать. Володя присел рядом, положил голову мне на грудь и сказал:
— Погладь меня по волосам, папа, чтоб они окончательно успокоились.
Я с удовольствием гладил сына по русым волосам. Потом, он сел рядом со мной, стал рассказывать.
— Я понял, папа: Бог создал весь мир, как колыбель для своего сына — человека. Растения, воздух, вода и облака — всё создано для него. И звери тоже с радостью великой готовы человеку услужить.
Но мы забыли, и теперь надо понять, какую службу звери могут выполнять, в чём их призванье и предназначенье.
Сейчас ещё понятно людям многим: собака охранять должна жилище, или искать утерянную вещь, или за порядком в хозяйстве наблюдать.
Кошка — мышей ловить, если они запасы станут воровать. Лошадь — возить. Но и всем остальным зверям тоже какое-то дано предназначенье. Его нужно понять.
Я стал искать, определять предназначение вот этих всех зверей. Они сидят сейчас и ждут моей команды.
Уж третий год пошёл, как стал я заниматься с ними, их предназначение определяя.
Вот, например, медведь. У него большие и сильные лапы. Он может яму для погреба вырыть, запасы в яме схоронить, потом отрыть. Мёд из дупла достать.
— Да я знаю, Володя, мне Анастасия рассказывала, что раньше медведей в хозяйстве люди использовали, как рабочую силу.
— Мне тоже мама об этом говорила. Но, посмотри, чему я научил медведя.
Володя встал, вытянул правую руку в сторону медведя.
Тот весь напрягся, даже дышать, как будто, перестал, а когда Володя хлопнул рукой по своей ноге, огромный медведь сделал несколько стремительных прыжков и лёг у ног сына.