Выбрать главу

Результаты некоторых генетических исследований стали удивительным откровением — геном человека не только подвергся значительным перестановкам с момента появления вида (примерно 200 тысяч лет назад), но, кажется, эволюция человека становится все интенсивнее последние 30 тысяч лет. В работе Генри Харпендинга и Джона Хокса сделан вывод, что только за последние 5 тысяч лет люди развивались в 100 раз быстрее, чем в любое другое время с момента отделения (около 6 млн лет назад) гоминид от своих предков, от которых также произошли шимпанзе. Кроме того, среди человеческих рас не происходило стирания расовых признаков, наоборот, в недавнем прошлом отличительные характеристики рас стали еще более четкими. Лишь за последние 100 лет, благодаря развитию транспортной инфраструктуры, а также из-за большей открытости в поведении людей в целом процесс развития и закрепления расовых различий немного замедлился в основном по двум причинам: общность пищевых привычек и большие скопления людей в городах.

Таким образом, люди оказались самыми ретивыми «эволюционерами», по крайней мере, были таковыми до самого последнего момента. Зная об этой особенности нашего вида, мы может предполагать, какой эволюционный путь нам предстоит, учитывая, что нашему виду на развитие отпущено несколько миллионов лет — таков средний срок существования всех видов млекопитающих. Большинство адаптивных процессов за последние 5 тысяч лет являлись реакцией на конкретные условия окружающей среды, а потому справедливо будет спросить себя, как природа будущего, с учетом увеличения городов и сельскохозяйственных угодий, повлияет на развитие человека — да и повлияет ли? Как же много вопросов о будущем можно задать! Люди станут больше или меньше? Поглупеют или поумнеют? Станут более интеллектуальными или более эмоциональными? Приспособится ли человек к новым трудностям окружающего мира, например, недостатку пресной воды или избытку ультрафиолета, повышению средней мировой температуры? Произойдет ли от человека новый вид, или мы уже не способны порождать новые виды? Будет ли наша эволюция связана с генными процессами, или, может быть, мы каким-то образом напрямую подсоединим к нашему мозгу неорганические машины и тем самым разовьем небывалые способности к созданию и запоминанию информации? Является ли человечество всего лишь строительным материалом для следующего господствующего разумного вида на Земле — машин?

Конец истории

Пусть успокоятся те, кто предрекает скорый конец развитию жизни и скорое — или уже идущее! — очередное массовое вымирание. Наш мир за последние 3,4 млрд лет находится, пожалуй, на пике развития видовой численности. Мы считаем, что сейчас невозможно с точностью сказать, какое количество видов вскоре погибнет, поскольку неизвестен исходный фактор вымирания — мы не можем сказать, будет ли вымирание крупным (более 50 %), малым(10–50 %) или его не будет вовсе. Сегодня на Земле существует 1,6 млн видов. Если даже новое массовое вымирание неизбежно, можно утешиться тем, что после каждого вымирания биоразнообразие взлетает на новый небывалый уровень.

Существует знаменитое уравнение для определения количества других разумных видов в галактике — уравнение Дрейка. Так вот, сам Дрейк придерживается той точки зрения, что масштабное массовое вымирание, как, например, пермское, было бы благом для любой планеты. Вот только цена, которую придется за него заплатить. После пермского вымирания потребовалось 5–10 млн лет, чтобы биологическое разнообразие вернулось к показателям, предшествовавшим массовой гибели живых организмов. Мир после пермского вымирания, с позиций видового разнообразия и даже типов организмов, вернулся к состоянию протерозоя. Он вдруг стал похож на своего докембрийского предшественника — снова обрели господствующее положение микроорганизмы, приспособленные к бескислородным и токсичным условиям.

Еще одним, последним, предположением в рамках «теории Медеи» является то, что склонность к самоуничтожению свойственна жизни на любой обитаемой планете. Существует только один способ преодолеть эти суицидальные наклонности — разумность, способность предугадывать будущее. Например, можно предположить, что мы сможем колонизовать Марс, затем — пояс астероидов, а потом — и далекие звезды. Другой возможной картиной будущего может оказаться полное исчезновение ледяных шапок на полюсах вследствие того, что мы накачиваем нашу атмосферу углекислым газом — поднимется уровень Мирового океана, замедлится термохалинная циркуляция, возникнет застой и последующий дефицит кислорода — сначала у морского дна, а потом и на шельфах; все моря наполнятся сероводородом. В таком будущем выживут только те животные, на которых можно будет надеть противогаз.

История — это система раннего оповещения.

Заключительное слово

Всему когда-нибудь приходит конец — и жизни планет, и жизни отдельных организмов, и актуальности научных теорий. Конечно, похороны — очень печальное событие, но оно также отмечает и определенный переходный момент: от жизни к смерти. Впрочем, еще печальнее период окончания жизни, например, когда человек узнает, что неизлечимо болен. Таков и пример наутилуса — существа, о котором мы рассказали на страницах нашей книги. Эти животные — модель вымерших аммонитов, они избежали массового вымирания, немного изменившись внешне, и сохранились как таксономическая группа. Наутилусы появились в период кембрийского взрыва 500 млн лет назад и сегодня по-прежнему живут с нами в разных частях Тихого океана, правда, не в очень большом числе, поскольку находятся на грани вымирания из-за своих раковин. Массовые вымирания не убивали животных из-за их красивой внешности, а вот люди убивают, в данном случае — ради раковин.

Наутилусы обречены не только из-за того, что стали объектом коммерции (в 2005–2010 годы в США завезли около полумиллиона раковин). Судьба их была решена задолго до масштабного истребления. Дело в том, что наутилусы сперва были приспособлены к обитанию в теплых неглубоких водах, так как их раковины требуют большого количества растворенного в воде кальция. Некоторое время эти существа были неуязвимы в своих красивых панцирях, но затем возникли животные, способные повредить раковину, и жизнь на мелководье стала невозможной.

Жизнь — это постоянное изменение. Наутилусы реагировали на возникновение новых экологических и эволюционных проблем приспособляемостью к обитанию в более глубоких местах. И вот итог последних 5 млн лет: они обитают на глубине 200–300 м, но строение их тела и раковины не успело приспособиться к такой глубине. Наутилусы стали медленнее расти: раньше, чтобы достичь взрослых размеров, им требовался год, теперь — 10–15 лет. Современные наутилусы — глубоководные животные, обитатели темных областей моря с бедными ресурсами. А ведь есть еще хищники, которые преследуют их даже на глубине. Но глубже наутилусам уже не спуститься, поскольку у их раковины есть глубинный предел, ниже которого они просто взорвутся. Спрятаться больше негде.

Судьба наутилуса очень похожа на происходящее со всяким живым организмом. Рано или поздно эволюция, конкуренция, изменения в облике Земли и в природе Солнца сделают нежизнеспособным любой морфологический тип. Для сухопутных животных, например, наибольшую опасность представляют не хищники, а расширяющееся Солнце и уменьшение концентрации углекислого газа. На планете не останется места, где можно было бы спрятаться и выжить. Самое лучшее, что может сделать наш вид, так это уподобиться наутилусам, а еще лучше — синезеленым водорослям, использовавшим успешную стратегию выживания последние 2–3 млрд лет, — сбежать.

Эта глава — последняя в книге, посвященной истории развития жизни на Земле. Но можно создать и другую книгу, целую библиотеку книг!

Возможно, наша история жизни началась на Марсе. Выбор был простой — удрать и выжить, или погибнуть. Вот уж точно, способность выжить закреплена в наших генах.